Ченстоховская икона Богоматери. Ясногорский монастырь в г. Ченстохове. Польша.
Не только в наше время, когда за рубежом возникли и возникают коллекции русских икон, но и в самую отдаленную эпоху русские иконы вызывали к себе интерес на Западе. Иконы привозились туда купцами и путешественниками, попадали как трофеи во время войн. Большие возможности в области собирания икон имелись у соседних с Россией государств, в первую очередь у Швеции и Польши (Речи Посполитой). Особенно это относится к Польше, ставшей наследницей значительной части древнерусских земель. Более того, именно с присоединением этих земель к Польше в ней заметно возросло почитание икон, как привезенных из Руси, так и создававшихся в подражание им. Совершенно исключительную судьбу среди них имела прославленная Ченстоховская икона Богоматери. Как показали новейшие изыскания, написанная скорее всего в технике энкаустики в Византии, видимо, около XII века, она попала в Галицкую Русь, а затем уже в конце XIV века в пределы Польши. Вокруг знаменитой святыни издавна возникали ле-генды, где исторические данные нередко смешивались с домыслами. В первой половине XV века сведения об иконе были собраны в Ясногорском монастыре в Ченстохове в особом описании ее истории.[прим]
В 1523 году в Кракове на латинском языке была напечатана книга Петра Рисинуса «Исполненная чудес прекрасная и поразительная история Образа Марии», излагавшая содержание упомянутого памятника XV века с небольшими новыми подробностями.[прим] «История» относит создание иконы еще к I веку и приписывает ее, как это было принято в отношении иконы Богоматери, евангелисту Луке. В Иерусалиме икона была обнаружена императрицей Еленой и оттуда, согласнот легенде, перенесена в Константинополь императором Константином Великим, а уже там была «найдена» галицким князем Львом Даниловичем. Галицкий князь поставил ее в городе Белзе. В 1372 году Белзкое княжество вместе со всей Червенной Русью перешло во владение опольского князя Владислава.
Едва ли требуют специального опровержения сведения о создании иконы. Как уже говорилось выше, они для этого достаточно трафаретны. Вызывает и определенное сомнение известие об «обретении» иконы в Константинополе Львом Даниловичем. У нас нет никаких данных ни о поездке Льва в Константинополь, ни о его особых связях с Византией. Гораздо более вероятным временем принесения иконы в Россию представляется вторая половина XII века. Галицкая земля поддерживает теснейшие и разносторонние связи с Византией. Именно в этот период на Русь привозят из Византии такие иконы, как «Владимирская», «Пирогощая». Непосредственно в самой Галицкой земле в этот период побывали, ища убежища, два византийских императора Андроник Комнин в 1166 году (правил в 1180—1185)[прим] и Алексей Ангел (правил в 1195—1203)[прим], которые вполне могли привезти с собой иконы и некоторые из них, в том числе и древнюю почитаемую икону, оставить как дар приютившей их земле.
Все это, однако, может быть, конечно, не более чем предположением.[прим] Гораздо более конкретного материала дает «История» в дальнейшем своем изложении. Особого внимания заслуживает при этом рассказ о нападении на Белз татар и литовцев. Стрела одного из них попала в правую сторону иконы и тотчас наступила мгла, в которой враги перемешались.[прим] Нетрудно заметить разительную аналогию между этой легендой и «Сказанием» о новгородской иконе «Богоматери Знамении».[прим] «Сказание» повествует об осаде суздальскими, смоленскими, рязанскими, муромскими и полоцкими войсками во главе с сыном Андрея Боголюбского Мстиславом Новгорода в 1169 году. Это событие хорошо известно по новгородским летописям. Согласно «Сказанию», суздальцы святотатственно пустили стрелы «яко дождь на град», когда на его стены была вынесена икона Богоматери. Согласно Псковской первой летописи, стрела попала и в саму икону Богоматери (суздальцы «застрелиша икону»)[прим].В наказание за это «в той час покры их тма и начаша друг друга сещи и на смерть предавати».[прим]
Столь же разительно сходство повествования о перенесении Ченстоховской иконы из Бэлза в Ченстохову с русским рассказом о перенесении иконы «Владимирской Богоматери» из Вышгорода во Владимир, так называемое «Чюдо в Боголюбове». Когда Владислав Опольский решил вести икону в Ополье, возок с ней чудесным образом остановился в Ченстохове, и Владислав воспринял это как повеление Богоматери поставить ее икону в этом городе. Точно так же, согласно Степенной книге, было при Андрее Боголюбском: сани, на которых он вез икону во Владимир, остановились в Боголюбове.[прим] Правда, в дошедшей до нас редакции древнего «Сказания» о чудесах «Владимирской» иконы, датируемой по ряду признаков XII веком, этого эпизода не содержится, но, как справедливо полагает Н. Н. Воронин, этот пропуск относится именно к данной редакции, а не к самому памятнику. «Чудо в Боголюбове» имеет ряд особенностей, свидетельствующих о его не меньшей, чем «Сказание», древности, что отразилось и в Новгородской первой летописи.[прим] В данном случае буквального совпадения в обстоятельствах, связанных с перенесением двух икон, мы не наблюдаем: Андрей Боголюбский, согласно рассказу о «чуде», сразу направился во Владимир («и оттоле дошед близь града Владимира и егда бывша на реце на Клязьме, и ту сташа кони»). Но характерно, что во включенном в 1767—1770 годах игуменом Аристархом в Летописец монастыря другом предании говорилось о первоначальном намерении князя Андрея поместить икону не во Владимире, а в Ростове. Во Владимир икона попала только после воздействия «боголюбского чуда».[прим] При таком варианте предания история Ченстоховской иконы еще более сближается с владимирской. Подобный эпизод, согласно монастырским преданиям, повторился с Ченстоховской иконой и позже, в 1430 году, когда Ченстохову захватили табориты. Воз, на котором они увозили из монастыря награбленные ценности, в том числе и икону, не двигался с места, пока с него ее не сбросили.[прим] При этом один из таборитов нанес по иконе удары саблей. Сброшенная с воза икона раскололась на три части.
Таким образом, мы имеем чрезвычайно интересный в истории культурных взаимосвязей случай: вместе с произведением искусства из одной страны в другую перекочевывают и литературные мотивы. Популярные на Руси сказания об иконах как бы сопровождают Ченстоховскую икону в ее передвижении по Галиции и Польше.
К сожалению, остается совсем не выясненной история почитания на Руси богородичной иконы, перенесенной затем в Ченстохову. Древние русские святцы и месяцесловы не упоминают о ней. В печатных же месяцесловах XIX века день ее почитания — 6 марта, тогда как по католическим календарям — 27 августа. Празднование 6 марта, скорее всего, установлено как книжная догадка. Именно под этим числом в месяцесловах значится обретение императрицей Еленой креста в Иерусалиме, с чем легенда связывает и находку нашей иконы. Установление определенного дня празднования иконы произошло, видимо, в связи с тем, что в 1813 году после взятия русскими войсками Ченстоховы в Казанском соборе в Петербурге была поставлена копия иконы.[прим]
Но вернемся к рассмотрению самой иконы. Можно сказать, что как памятник византийской и древнерусской живописи «Ченстоховская икона» в настоящее время не существует. В 1434 году она была фактически написана заново на старой доске. Под ныне существующей живописью, как показало исследование раставратора Р. Козловского[прим], нет ни малейших остатков первоначальной живописи. Даже сам грунт наложен был на доску заново. Столь радикальная переделка иконы была вызвана ее фактическим разрушением во время оккупации Ченстоховы иконоборцами-таборитами в 1430 году, о чем уже упоминалось. Когда в 1434 году икона была привезена в Краков, для ее реставрации были приглашены живописцы, работавшие в «греческой манере», т. е., несомненно, мастера из украинских и белорусских земель. Их услугами в Польше пользовались и раньше: в 1418 году они расписали костел в Люблинском замке, в самом начале XV века — колегиату в Вислице, а возможно еще ранее — в Гнезно. Все их попытки прописать икону по сохранившимся контурам не дали результатов: накладывавшиеся ими краски оплывали.[прим] Если мы примем во внимание существующее в науке предположение о том, что первоначальная икона была написана восковыми красками, это столь поразившее современников чудо станет понятным; только после наложения нового грунта живописцы смогли написать икону заново. Но в этой новой по существу иконе было уже чрезвычайно мало от «греческой манеры».
Видимо, отчаявшись исправить икону, западнорусские мастера уступили свое место другим. Откуда происходили эти новые живописцы, сказать трудно. Можно предположить, что они создали изображение в духе готической живечиси того времени. Историки польского искусства расходятся во мнениях, пытаясь определить стиль живописной школы, к которой следует отнести ныне существующую икону. М. Валицкий полагал, что икона возникла в окружении Людовика Венгерского.[прим] С. Томкович видел в ней черты римской школы[прим], а К. Перадска — сиенской.[прим] Для нас в данном случае становится ясно, что икона стилистически стала далекой от византийских и древнерусских традиций. Но в то же время нельзя не отметить, что икона в основной своей схеме воспроизводила иконографический тип утраченного изображения. Она и в современном своем виде может быть определена как икона типа Одигитрии. Древнюю икону Одигитрии, византийский прототип которой, вероятно, погиб в начале XIII века, чрезвычайно почитали в Константинополе как его защитницу и покровительницу. Византийские императоры брали эту икону с собой в походы.[прим] По поводу нее уже в VIII веке было зафиксировано предание об авторстве евангелиста Луки, потом, по-видимому, легко переходившее и на копии древнего образа.[прим] Как отмечает Н. П. Кондаков, тип Одигитрии уже в VI веке был распространен в разных списках, сохраняя, однако, довольно точно основные черты прототипа.[прим] Перенесение же на копии преданий, связанных с оригиналом, представляется в связи с этим закономерным.
Иконографически Ченстоховская икона особенно близка к византийской иконе конца Х — начала XI века, находящейся в римской церкви Марии Маджиоре,[прим] и мозаичной иконе XII века в сербском хиландарском монастыре на Афоне.[прим] Как и на других иконах типа Одигитрии, на Ченстоховской иконе младенец-Христос сидит на левой руке Богоматери, подняв к ней голову. В руке младенца книга, что не характерно для чисто византийских и русских изображений Одигитрии. Такого рода варианты Одигитрии чаще встречаются на Западе. К ним относятся названная уже икона в Риме, фреска XIII века в церкви Санкта Мария дель Сарбо в Компиньяно[прим], икона XVI века в Витербо[прим], икона 1679 года кисти Константина Тзанеса, хранящаяся в церковном музее Дубровника.[прим] Указанная особенность современного облика Ченстоховской иконы может свидетельствовать о том, что мастера, работавшие над ней в Кракове в 1434 году, были так или иначе связаны с западной традицией.
В Ченстоховской иконе можно отметить и совершенно особые, только ей присущие черты. На правой щеке мастера в 1432 году воспроизвели живописными средствами две полосы, оставшиеся на древнем образе от удара по нему саблей. Мастера старались даже кое в чем подражать живописным приемам своих предшественников, работавших в технике энкаустики. Это хорошо видно по характеру белых линий на губах, носе и бровях лица Богоматери. И главное: свет на иконе падает слева точно так же, как на произведениях энкаустики (фаюмском портрете и древнейших иконах), независимо от поворота головы. Отметивший эту особенность фаюмского портрета А. Стрелков указывает также, что в нем «неосвещенная, покрытая тенью левая сторона носа, передается в виде довольно толстой линии, постепенно сливающейся с левой бровью…».[прим] Точно такой же живописный прием можно видеть и в Ченстоховской иконе.
Перед нами явный имитационный прием. В использовании его мастера, трудившиеся над возрождением Ченстоховской иконы, были не одиноки. Именно в конце XIV — начале XV века в Византии (прежде всего на Афоне) и на Руси нередко прибегают к подобного рода приемам при копировании особенно чтимых икон. Списки с икон делались и в другие периоды. Всегда при этом в списках хотели видеть «точный список» со святыни, но это нередко сводилось к иконографической точности воспроизведения, не затрагивая чисто художественных приемов. В XIV—XV веках прибегали к имитации и этой стороны памятника. Характерным примером могут служить копии «Тихвинской Богоматери» (тоже типа Одигитрии), создававшиеся в XV веке, которые позволяют восстановить первоначальный вид оригинала.
Мы не знаем, кем были те мастера, которые написали Ченстоховскую икону в том виде, как она существует сейчас, но нельзя не обратить внимания на причастность их к практиковавшемуся на Руси и Византии подражательному копированию оригинала.
История Ченстоховской иконы Богоматери — яркий, но не единичный пример византийско-польско-русского общения в области изобразительного искусства в эпоху средневековья. Ждет своего исследования в этом плане и прославленная остробрамская икона в Вильнюсе. По преданиям, она попала туда из Херсонеса, видимо, пробыв некоторое время в Витебске. В польских костелах (например, в Кракове и Шамоталах под Познанью) и сейчас еще хранится немало русских икон, окруженных всевозможными преданиями и легендами. Польские музеи наряду с богатыми собраниями украинских икон из Саноцкой и Перемышльской земель украшают и явно русские по происхождению иконы. Изучая их, мы не только исследуем памятники древнерусского искусства, но и раскрываем еще одну страницу в стории общения двух славянских народов.
Ченстоховская икона Богоматери. Ясногорский монастырь в г. Ченстохове. Польша.
Голова Богоматери. Деталь Ченстоховской иконы.
А. И. РОГОВ
Из сборника «Древнерусское искусство», 1972 г.
| [ Ченстоховская икона Богоматери как памятник византийско-русско-польских связей, 2Mb, PDF ] |