Ченстоховянин. Януш Мельчарек рассказывает о 16 января 1945 года.

Мальчик с карабином

← Назад

🇷🇺 ru | 🇵🇱 pl

Меня зовут Януш Мельчарек. Я ченстоховянин. Я родился в этом доме, на ул. 3 Мая, № 10, 16 июня 1936 года. По просьбе моих друзей с телеканала «Орион» постараюсь рассказать о событиях 16 января 1945 года, как они запомнились мне, а также о рассказах моих друзей, переживших те времена.

Этот дом тогда, как и вся улица, был без канализации. Вода была тут, на улице, а главная дорога на запад проходила по ул. 3 Мая, то есть пути было два: один - через улицу Св. Варвары, другой - через улицу 3 Мая. Именно здесь, будучи ребенком, из окна верхнего этажа я наблюдал за движением войск в одном направлении, когда немецкие войска направлялись на восток, а затем за их отступлением - за людьми, возвращавшимися с востока со своими обозами, часто замотанные в бинты. В соседнем здании во время войны жили немецкие летчики, а также обслуга аэродрома в Рудниках. Это был аэродром, построенный немцами во время войны, и поэтому положение этого дома было совсем особенным — соседство с большой группой немецких военных и гражданских лиц. На Ясногорской улице немцы, вероятно, предполагали, что Красная Армия, идущая на запад через Ченстохову, будет выбирать не главные дороги, т.е. по Аллеям, которые были и остаются широкими, и там легко подбить какую-нибудь бронетехнику или другое военное средство, — вместо этого они будут протискиваться по боковым улицам. Поэтому на Ясногорской улице с осени 1944 года строилось то, что мы называли бункером со стрелковыми позициями. На одной и другой стороне улицы было достаточно места для прохода двух-трех человек, а транспорт проехать не мог.

Было известно, что военные действия, которые в это время будут происходить в Ченстохове, приведут и к бомбардировкам, артиллерийским обстрелам и т.д. Поэтому взрослые полагали, что безопаснее всего будет переехать на первый этаж, так как и с улицы безопаснее, и со двора опасности нет, даже если будет обстрел… Ну, есть шанс, что тот второй этаж что-то задержит, и, даже если взорвется, то нас не заденет тут, на первом этаже. В связи с этим, три семьи собрались здесь, на первом этаже, потому что мы жили на втором этаже, вот в том последнем окне этого дома. И там были въездные ворота, и вот эти выездные ворота. И после первой атаки танков, которые были разбиты на Аллее, наступила такая тишина — стрельба прекратилась, машины перестали двигаться, и где-то около 6 часов вечера — первыми это услышали взрослые и забеспокоились, потому что со стороны Велюньского рынка мы услышали, как в сторону города, к Аллеям немецкие войска идут, немецкую речь, стук кованных ботинок, потому что дорога заледенела, и нам стало страшно, потому что ходили такие слухи, что в Ченстохове будет бойня - немцы хотят устроить бойню. Здесь же, в этой квартире на первом этаже, происходили всякие вещи: и плач, и молитвы, так люди реагировали, пережившие разные ужасы войны.

Перед полуночью мы услышали стук в дверь. Одни говорили «открыть», другие - «не открывать», но в конце концов пришлось открыть, потому что все по-разному могло закончиться. И тот, кто пошел открывать, спрашивает: «Кто там?» и так далее, сначала услышал: «Немцы есть?». Это был такой первый вопрос, и было понятно, что это русские. Открыли. А потом в квартиру, где было, сколько же людей, с десяток или около того, я был один из самых молодых — вошли три красноармейца. Как я оцениваю это сегодня, с расстояния и с позиции девятилетнего ребенка: один из них был очень старый, этакий дед с усами, второй лет сорока, с черными волосами - он, кстати, был невысокого роста - я думаю, что он мог быть из Грузии, а третий, который вызывал особую жалость, был просто ребенок. Это был подросток, худой, с обмороженной шеей, почти фиолетовой, которая драматично смотрелась в воротнике слишком большой шинели. Конечно, обритый налысо.

И люди, бывшие в этой квартире, конечно, очень хотели поделиться - тем, что у них было, с этими солдатами. Они усадили их за стол. В общем, они вели себя хорошо - они лишь осмотрели квартиру, чтобы убедиться, что здесь действительно нет немцев, которых можно было узнать по форме, и сели за стол. Им принесли чай, причем чай был из морковки, потому что настоящего чая, как известно, во время войны не было.

Мне особенно запомнился вот какой момент визита этих красноармейцев: поскольку это было 16 января, в квартире, где мы были, еще стояла елка, тот подросток-военный с карабином, за которым я очень внимательно наблюдал, вышел из-за стола, что-то съел, взял кусок хлеба, по-моему, с молоком и сахаром, потому что масла не было, и пошел к дивану, который стоял у елки, сел там и, поедая этот кусок хлеба, смотрел на елку. Это для меня незабываемый образ того дня, так как происходили ещё какие-то действия. Например, мама, удивляясь, что такой ребенок вообще был на войне, что у него нет варежек, что у него обморожены руки, побежала за отцовским шарфом, принесла из нашей квартиры наверху какие-то варежки и так далее, и отдала этому мальчику. Визит закончился тем, что они поели, попрощались и ушли.

Пояснения к рассказу

  • 1. Дом №10 по ул. 3 Мая, где жил рассказчик
  • 2. Направление первой атаки советских танков: вдоль Аллей (аллея Пресвятой Девы Марии и аллея Сенкевича) к монастырю Ясна Гура
  • 3. Направление движения немецкой пехоты около 18 часов (уже стемнело), от Велюньского рынка к Аллеям
  • 4. Предпологаемое немцами направление атаки русских по улице Ясногорской
  • X. Положение передового танка, остановленного на ступенях перед монастырём