Борис Тартаковский — «Бесстрашный комбат» (отрывок)

описываемые ниже события представляют собой исключительно фантазии написавшего их Б.П. Тартаковского и не имеют абсолютно никакого отношения к реальности, они помещены для коллекции.

/…/

Через несколько дней после встречи Нового года всё пришло в движение. На Сандомирский плацдарм спешили танки, машины с боеприпасами, обозы.

Сандомирский плацдарм… Черная развороченная земля, срезанные снарядами верхушки деревьев. Вдали виднеется искалеченный боями город Сандомир. Кругом — разрушенные немецкие укрепления, подбитые и сгоревшие танки. Теснота невообразимая! Орудия стоят возле орудий под маскировочными сетями прямо на равнине. Снежок чуть припорошил их. Кругом торчат стволы крупнокалиберных минометов, а за ними — машина к машине прижались «катюши». Вдоль дорог справа и слева стоят в рощах, под группами деревьев, в кустарниках танки, танки, танки… Конца их длинным колоннам не видно.

Утром Николай Горюшкин был вызван в штаб бригады. Когда он вошел в блиндаж комбрига, то увидел, что Головачёв не один. За столом, на котором была разостлана карта, сидели генералы Рыбалко и Иванов.

Чуть замешкавшись, Николай доложил о готовности своих мотострелков к бою. Рыбалко кивком приказал ему сесть. Николай бросил взгляд на карту, увидел красную стрелку, направленную на запад.

— Что ты знаешь о Ченстохове? — спросил его командарм.

Горюшкин слегка пожал плечами.

— Польский город с населением около ста пятидесяти тысяч человек, расположен на реке Варта. Имеется ряд фабрик, металлургический завод. В окрестностях добывают железную руду. По данным разведки, немцы имеют там крупные склады, запасные армейские части, госпитальную базу, танкоремонтный завод…

— И это всё? — удивился Рыбалко.

Николай кивнул. Рыбалко укоризненно покачал головой:

— Мало! Ченстохов — крупный рабочий центр Польши с большими революционными традициями. В нём ещё в 1875 году состоялась первая стачка польского пролетариата против русского самодержавия. Рабочие Ченстохова принимали активное участие в революциях 1905 и 1917 годов. Понял?
— Так точно!
— Вот этот город тебе и придется освобождать,— заключил командующий армией.

Иногда беседы Рыбалко с будущими командирами передовых отрядов порождали у собеседников недоумение: вызывал, как предписывалось, по текущим служебным делам, а потом ставил вопросы, к ним абсолютно не относящиеся. Вот и сейчас Павел Семенович задавал Горюшкину «загадки»: «Что стал бы делать в такой-то обстановке?» «Как решил бы такую-то тактическую задачу?» После этого дал «задание на дом» — попросил подумать о том, об этом, и назначил время, когда доложить ему о выполнении задания. Горюшкин со своим батальоном назначался в передовой отряд, который действовал в интересах всей танковой армии…

Кое-кто считал такой «тренаж» педантизмом. Но Рыбалко никогда не был педантом. Во время беседы на его губах вдруг появлялась лукавая улыбка, голубые глаза весело блестели, мол, учись, сынок, учись!

Командарм посмотрел на Горюшкина. Николай выглядел неважно — был худ, бледен, изможден, сквозь гимнастерку выпирали лопатки. Улыбнувшись, командарм подумал: «Были бы кости, мясо нарастет».

И вот пришло время, когда Сандомирский плацдарм заговорил, наконец, во весь свой могучий голос. На рассвете хмурого январского дня все кругом загрохотало, задрожала земля. Грохот напоминал нескончаемый, все нарастающий горный обвал. На позиции врага обрушился настоящий огненный смерч — по ним били тысячи орудий, минометов, «катюш».

Часам к девяти канонада начала утихать и отдаляться. Николай Горюшкин понял: части прорыва рассекли оборону гитлеровцев и пошли вперед. 13 января вступили в бой и его мотострелки. В общем направлении на Ченстохов.

Передовой отряд, в составе которого вместе с мотострелками Горюшкина действовал танковый батальон Героя Советского Союза майора Хохрякова, шел проселочными дорогами, обходя крупные населенные пункты и уничтожая мелкие группы гитлеровцев.

Вскоре на имя двух командиров, двух Героев, из штаба армии был передан приказ Рыбалко: «Торопитесь, не оглядывайтесь назад, не бойтесь открытых флангов, обходите противника, смелей входите в тыл врага. Вперед — на Ченстохов!».

К полудню танки прошли 80 километров. Вечером они были уже в глубоком тылу врага. Навстречу передовому отряду, ничего не подозревая, двигалась колонна вражеских машин с боеприпасами и горючим. Немцы, как видно, приняли в сумерках танки за свои.

Тридцатьчетверки, не сбавляя скорости, меткими выстрелами из пушек разбили головные машины и пошли на таран. Перепуганные фашисты разбегались во все стороны, ища спасения, но меткие очереди пулеметчиков и автоматчиков не дали им далеко уйти.

Неожиданно справа от дороги показался аэродром с десятками замаскированных «мессершмиттов». Хохряков, посоветовавшись с Горюшкиным, приказал батальону развернуться и повел его в атаку. Появление советских танков на летном поле вызвало у врага переполох. Лишь три «мессера» успели подняться в воздух — остальные были уничтожены огнем и гусеницами.

Громя противника, в этот же день танкисты 54-й гвардейской танковой бригады овладели городом Ендженюв и устремились к районному центру и узлу шоссейных дорог Нагловице. Чтобы не позволить противнику усилить свою оборону, пробиваясь сквозь его заслоны, передовой отряд атаковал противника в Нагловице, обойдя его с севера. По рации раздается знакомая танкистам команда: «Делай, как я!», и Хохряков ведет в бой свой танк, маскируясь складками местности. Противотанковые средства уничтожали тут же действовавшие десантом мотострелки Горюшкина. Так и наступали они в тесном взаимодействии.

Танки стремительно шли, прикрываясь рощами и складками местности. Вот уже цель рядом. Хохряков развернул батальон в боевой порядок и атаковал противника, ворвавшись на его плечах на улицы Нагловицы. Немцы в панике отходили. Не задерживаясь, передовой отряд устремился вперед.

Через несколько часов танкисты с мотострелками вышли к реке Пилица у города Конецполь. Все мостовые переправы были взорваны врагом. Сам город, расположенный на западном берегу реки, — укреплен в расчете на длительную оборону, подступы к нему заминированы и прикрыты плотным огнем артиллерии, минометов и пулеметов. Каменные строения фашисты превратили в крепости, на улицах возвели противотанковые заграждения, за которыми разместили солдат с фаустпатронами.

Посланные в разведку танки нарвались на отчаянный огонь.

Горюшкин и Хохряков собрали командиров на короткое совещание. После тщательной рекогносцировки решили преодолевать реку. Благодаря внезапности танкисты форсировали ее успешно и, отбросив вражеские подразделения, закрепились на западном берегу. Тем самым они обеспечили переправу главных сил бригады, при поддержке которых стремительно ворвались в город. Пополнились горючим и боеприпасами — и вновь вперед, на Ченстохов!

Вскоре Горюшкин и Хохряков получили из штаба настораживающие разведданные: «Город Мстув на пути к Ченстохову прикрыт капитальными инженерными сооружениями». Горюшкин взглянул на карту. Мстув полукольцом охватывала река Варта. Обойти город практически невозможно. Как же быть? Что предпринять?

И тут повалил снег. Видимость резко ухудшилась. Как кстати! Этим надо обязательно воспользоваться! Колонна увеличивает скорость. Пройдены сравнительно спокойно первые двадцать пять километров. Впереди — шоссейная дорога. Горюшкин останавливает колонну и высылает туда разведчиков. Через полчаса они возвращаются с захваченной группой пленных с офицером во главе. Оказалось, что на этом участке фашисты чувствовали себя в полной безопасности — и меньше всего ожидали в своем тылу встретить советские войска…

Впереди показались окраины города Мстув. По данным разведки и со слов пленных, он сильно укреплен. С северо- и юго-востока город охватывает река Варта. Южные и западные окраины прикрыты капитальными инженерными сооружениями. Подступы к городу перекрыты противотанковым рвом, минными полями, различными ловушками, «ежами»… Перед городом — три линии траншей с проволочными заграждениями. Все это хорошо увязано с огнем артиллерийских батарей, занимающих подготовленные и хорошо замаскированные огневые позиции.

Горюшкину и Хохрякову было ясно, что даже небольшой гарнизон может вести в таких условиях длительную оборону. По данным агентурной разведки, единственный путь в Мстув лежал через мост, то есть напрямую, в лоб. Но он оказался заминированным, и фашисты могли взорвать. Да, крепкий орешек встал перед нашим передовым отрядом, этот Мстув, ворота к Ченстохову.

Как же открыть эти злосчастные ворота?..

Горюшкин задумчиво смотрел вперед, что-то быстро прикидывал, рассчитывая только на свои силы, на тесное взаимодействие с танкистами. Все решат внезапность, стремительность атаки, мощный огонь танкистов и мотострелков в сочетании с маневром, смелостью и решительностью действий. Но как сохранить мост через Варту?..

Постепенно у Николая сложился план захвата моста. «Есть у нас настоящие удальцы,— с гордостью подумал Николай. — Если постараются, то черта за бороду схватят…» Водя карандашом но карте, Николай изложил свой план Хохрякову, тот, не раздумывая, согласился.

Через пять минут перед Горюшкиным уже стоял гвардии старшина Михаил Налётов. Коренастый широкоплечий гвардеец с полуслова понял, что от него требуется. После тщательной подготовки взвод старшины Налётова окольными путями подобрался к зданию, в котором находилось караульное помещение подразделения, охранявшего мост. Бесшумно сняв часовых, мотострелки ворвались в здание. Караул, ошеломленный внезапным появлением советских солдат, сдался без сопротивления. Первая половина задачи была выполнена.

Через несколько минут старшина Налетов, моряк главный старшина Волынский, списанный медиками в пехоту по ранению, и рядовой Минин, переодевшись в серо-зеленые шинели врага, направились к мосту. Короткая схватка с часовыми. Уничтожены огневые точки, из которых торчали крупнокалиберные пулеметы, перерезаны провода, ведущие к фугасам, заложенным в опоры моста.

В небо взвились красные ракеты — сигнал начала атаки. Танки рванулись вперед и на полной скорости проскочили мост, устремляясь к позициям артиллерии.

Дерзкая атака удалась полностью. В бою, который длился менее часа, немцы потеряли более ста человек только убитыми. Триста солдат и офицеров сдались в плен. Мотострелки захватили пятнадцать орудий, двенадцать минометов, много пулеметов и автоматов. Из опор моста саперы вынули двести килограммов взрывчатки. Батальон Горюшкина в этом бою потерял семь человек ранеными.

Вскоре передовой отряд вновь двинулся вперед и вышел к железной дороге. Горюшкин и Хохряков, оценив обстановку, решают разрушить ее и продолжать движение по шоссе на Ченстохов.

Примерно через полчаса впереди редкими огоньками стал угадываться населенный пункт. Отряд остановился. Навстречу ему двигалась колонна машин с включенными фарами. Немцы не подозревали о смертельной опасности. Горюшкин приказывает пропустить колонну мимо себя и уничтожить ее замыкающими танками. По его команде отряд, взяв вправо, продолжает движение.

— Раз, два, три… — считает Горюшкин проходящие машины. Их пятьдесят. Через несколько минут сзади раздается артиллерийская стрельба. Танки бьют в упор по машинам, заполненным пехотинцами. Разведывательный дозор передает, что навстречу отряду на полной скорости идет легковая машина.

— Пропустить! Не стрелять!

Скоро «оппель-капитан» поравнялся с головой колонны. Сидевший за рулем обер-лейтенант крикнул:

— Что за часть?

И тут он с ужасом опознал наши тридцатьчетверки… Крутанул было руль, но, увы, поздно: машина уже окружена мотострелками.

Сильные руки мгновенно стащили гитлеровца с сиденья.

Немного опомнившись, он сообщил Горюшкину о численности гарнизона Ченстохова и расположении его артиллерийских батарей. Назвал он пароль и, заикаясь, раскрыл систему городских укреплений…

Оказалось, влетел, как кур в ощип, адъютант начальника гарнизона, который, услышав выстрелы, послал его выяснить обстановку. Гарнизон пока еще не поднят по тревоге. Новая удача!

Итак, впереди — Ченстохов. Тревожное настроение нарастало. Николай чувствовал, что здесь даже воздух насыщен опасностью. Выйдя из бронетранспортера, он долго всматривался в темноту. Разведка ушла вперед, но донесений от нее все еще не было. Николай чувствовал — враг где-то рядом. Ожидание томило. Минутная стрелка бежала, а время, казалось, стоит на месте…

Горюшкин и Хохряков решили немедленно атаковать город. Они внимательно вглядывались в план города, отобранный у адъютанта, расшифровывали сотни квадратиков, треугольников, кружочков.

— Здесь домов больше, чем у нас солдат,—сказал Хохряков,

Горюшкин покачал головой;

— Надо предпринять что-то оригинальное.
— Что именно?
— Думаешь, я знаю… Мерекать надо.

Память ярко вырисовывает недавние бои, воскрешает их особенности. Бои в городе западного типа ему маловато приходилось вести. Мелькает тревожная мысль: «Войдешь в этот каменный мешок — не выйдешь».

Горюшкин и Хохряков решили разделить танки и мотострелков на группы и действовать ротами и взводами — крупными штурмовыми группами. Каждая из групп получила свое направление, свои задачи. Больше самостоятельности!

Итак, решение принято. Боевые задачи подразделениям поставлены. Через минуту отряд двинулся вперед, на ходу разворачиваясь в боевой порядок.

Враг пока не подавал признаков жизни. Но чем ближе подходил передовой отряд к окраинам города, тем больше росла уверенность, что фашисты затаились. По приказу Горюшкина вперед ушли две разведгруппы. Одну из них возглавил его заместитель по политчасти капитан Романов.

Ночь. Холодная зимняя ночь. Мороз крепчает. Местность ровная, открытая. Только на севере поднимаются какие-то холмы. Вдали едва проступают во тьме макушки деревьев. Время идёт, а от разведки гонец почему-то не возвращается. Танки разошлись по своим группам и встали на исходные позиции. Мотострелки по команде рассыпались в цепь и, утопая в глубоком снегу, заняли места за танками.

Горюшкин стоит на броне танка Хохрякова. В воспаленные от бессонницы глаза впиваются тонкие холодные снежинки. Горюшкин смотрит на Хохрякова. Оба волнуются, хотя и скрывают это. В темноте оба кажутся застывшими, как изваяния, только слышится прерывистое тревожное дыхание. На короткое время из-за тучи выскочила луна. Снег — как скатерть. Танки и пехота медленно приближаются к крайним домам.

В это время командир первой разведгруппы докладывает Хохрякову, что вошел в город и углубился по улице на два квартала. Группа капитана Романова ушедшая правее, захватила «языка». Вскоре унтер-офицер вражеской саперной части на допросе сказал, что немцы не успели укрепить город. Горюшкин с сомнением покачал головой:

— Так ли это?

Хохряков разделил его сомнение:

— Не втягивают ли они нас в ловушку?..

Тянется мучительная тишина. Время подхлестывает мысли. Почему противник не стреляет? Ложбина, по которой шел танк, заканчивается неглубоким оврагом. По обе стороны его силуэтами проявляются какие-то строения. За ними сереет безмолвная скраденная расстоянием макушка костела. Над полем угнетающая тишина. Танки спускаются в низину. Мотострелки подходят к глубокому оврагу.

Грохот и треск разом разорвали тишину. Справа и слева раздались очереди пулеметов. За спиной грохнули орудия. Над головами зашелестели снаряды. «Тук-тук-тук» — бьют вражеские автоматы из-за дворов. Просвистели первые мины. Мотострелки прорываются через шквал огня. Черными фонтанчиками взметаются в цепи разрывы снарядов и мин. Падают солдаты. Танки увеличивают скорость, огонь их пушек накрывает вражеские огневые точки.

В воздухе повисла ракета, пущенная Горюшкиным,— это сигнал «вперед». Мотострелки ворвались вслед за танками в город. Солдаты растекаются по улочкам, прыгают через заборы. Гул пушек и танков пересиливает солдатский боевой клич «Ура-а-а!» Остановить атакующих невозможно. К рассвету они продвинулись в глубь города на пять кварталов.

Горюшкин и Хохряков решают пробиваться в центр города с двух направлений. Командование подотрядами они берут лично на себя. Развивая успех, танкисты и мотострелки отбили у гитлеровцев опорный пункт, расположенный в двухэтажном каменном здании, и выкатились на площадь.

От группы капитана Романова поступает донесение о том, что ею захвачены огромные склады продовольствия и интендантского имущества. Бой в городе не утихает. Атаковано здание комендатуры. Мотострелки накапливаются для решительного броска под прикрытием стен двухэтажного каменного дома. Перестрелка на несколько минут стихает. В окнах удерживаемых врагом домов мелькают темные силуэты — не ожидавшие прорыва немцы лихорадочно укрепляют здание, наспех баррикадируют окна и двери. Горюшкин приказывает подъехавшим танкистам «успокоить» их из пушек. Залп. Другой. Рухнула стена. Из окон дома повалил удушливый дым. Мотострелки ринулись в проломы.

И вот уже горит здание комендатуры. Теперь группа Горюшкина наступает сразу по двум улицам. Здесь тихо и безлюдно. Рыжеют рваным кирпичом рухнувшие стены, над развалинами курится едкий дым. На перекрестке горит не успевший развернуться бронетранспортер с крестом на борту…

В шесть утра Горюшкин связался по радио со штабом бригады, доложил: «В ночь на 16 января 1945 года передовой отряд ворвался в город Ченстохов. Силы немцев во много раз превышают силы передового отряда… Бой ведем у металлургического завода, у ткацкой фабрики, у вокзала».

С юго-востока вклинились в городские кварталы танкисты Хохрякова. Мотострелкам, сопровождающим их, здесь нелегко. Окраины города состоят из малоэтажных каменных домов. Возле каждого дома — приусадебный участок, дворы, огороды. Надворные постройки, каменные стены заборов мешают продвижению. Роты наступают в один эшелон. Их неглубокие боевые порядки простреливаются насквозь. Мотострелки то в одном, то в другом месте залегают. Где-то слева горят дома, красные сполохи разрывов тревожат темноту…

Горюшкин на своем направлении видит, как, перебегая от дома к дому, бегут его мотострелки. Они огнем поддерживают друг друга. За спиной громыхнули орудия трех танков, присланных Хохряковым. Темные султаны вырвались из каменных стен дома, в котором засели немцы. Мотострелки, не снижая темпа атаки, обошли дом. Враг, понимая свою обреченность, выбросил белый флаг.

Горюшкин нацеливает роты на вокзал. Теперь танки выходят вперед. «Ура-а! Ура-а!» — разносится вокруг. Рота, наступающая на левом фланге, перерезала железнодорожные пути, за которыми виднеются пристанционные постройки и закопченное депо. За депо — приземистые каменные здания. Танки врываются на пути, заполненные составами. Горюшкин разделяет силы: одна рота идет к депо, другая вместе с танкистами направляется к вокзалу — с нею бежит комбат. На рельсах снег. Вдоль линии удирают фашисты… Танки посылают вдогонку несколько пулеметных очередей н атакуют вокзал. Гитлеровцы в панике выпрыгивают из окон и попадают под огненный ливень взорвавшихся цистерн. Дым и пламя закрыли все впереди…

Горюшкин у будки стрелочника лихорадочно оценивает обстановку. Вокзал взят, но сумеет ли батальон удержать его, если фашисты предпримут контратаку?.. Взять депо с ходу не удалось. Враги прочно засели в здании с массивными каменными стенами. Горюшкин принимает решение и командует:

— Не задерживаться у депо! Пробиваться дальше!

Гитлеровцы стреляют с крыш, из окон, из подворотен. Каждый дом — крепость. Но если их обойти, крепости эти падут сами!

И в этом бою сказалось умение Горюшкина быстро ориентироваться и выбирать из многих возможных вариантов развития боя один — именно тот, который может с наибольшей вероятностью привести к победе.

Тесное боевое взаимодействие танкистов Хохрякова, мотострелков Горюшкина и минометчиков Дивакова приносило свои плоды: настойчиво, шаг за шагом, дом за домом, улица за улицей, овладевали советские воины городом. Силы врага таяли на глазах.

Однако бои возобновились с прежним ожесточением. Двадцать бомбардировщиков, базировавшихся на аэродроме в 12 километрах от Ченстохова, обрушили на головы наступающих свои бомбы.

Горюшкин и Хохряков приняли дерзкое решение — выслали в район аэродрома три танка под командованием гвардии лейтенанта Г. Агеева с десантом мото-стрелков. Через два часа он был захвачен, на земле догорали 11 самолетов врага…

Группа разведчиков под командованием гвардии старшего сержанта С. Удова подорвала стрелки на железной дороге Ченстохов — Люблинец, подожгла станционные строения и привела с собой офицера станционной комендатуры, который сообщил, что вскоре ожидается подход с запада немецких частей и бронепоезда.

Действительно, на следующий день, подбросив резервы, немцы пытались выбить наши войска из Ченстохова. Высадившийся с эшелона пехотный полк частью сил ударил во фланг батальону Горюшкина. Фашисты контратаковали со стороны железнодорожных складов и под прикрытием сильного минометного и пулеметного огня продвинулись вперед почти на километр. Мотострелки закрепились на полотне железной дороги. Горюшкин приказал выдвинуть на угрожаемый правый фланг пулеметы. До контратакующих — метров триста-четыреста. Несколько прорвавшихся немецких бронетранспортеров сосредоточенно обстреливали здание вокзала. Загорелась подбитая тридцатьчетверка.

Обстановка ухудшалась с каждой минутой. Часть солдат уже попятилась к вокзалу… «Надо во что бы то ни стало удержать вокзал»,— решает Горюшкин.

За каменной стеной вокзального здания он собрал командиров подразделений. Поставил каждому конкретную задачу и призвал: «Держаться до последнего! Скоро подойдут главные силы».

Вскоре в город вошло небольшое подкрепление — батальон мотострелков 54-й гвардейской танковой бригады под командованием гвардии капитана В. Ашихлина. Мотострелки немедленно вступили в бой. Это чуть облегчило положение, но ненамного.

Вечером 16 января Горюшкину доложили, что группа капитана Романова ворвалась в немецкий концентрационный лагерь и освободила около двух тысяч советских военнопленных, а также граждан Польши, Чехословакии и Франции. Посовещавшись с офицерами батальона, Николай решил вооружить добровольцев из числа бывших узников трофейным оружием. Тех, у кого еще остались силы, чтобы мстить врагу.

Вопреки ожиданиям добровольцев набралось более чем достаточно. Через два часа они получили оружие и вступили в бой. Дрались они яростно и оказали большую помощь войскам. Теперь можно было вновь продолжать наступление. Два взвода мотострелков Горюшкин послал в обход железнодорожных сооружений. Вскоре поднялись в атаку все роты, сбили врага и продвинулись на рубеж передовой роты. Горюшкин, перебегая от вагона к вагону, приблизился к будке стрелочника, за которой устроил свой наблюдательный пункт её командир, лейтенант Куданский. Комбат достал ракетницу и послал вверх две красные ракеты — сигнал начала общей атаки. Роты вновь поднимаются, пули бешено секут каменные стены вокзала. Гитлеровцы стреляют из глубины здания, с крыш. Правофланговый взвод бросается к воротам депо. Летят гранаты. Клубы дыма застилают все внутри. Мотострелки подбираются все ближе и ближе к центральным воротам. Левофланговый взвод, усиленный бывшими узниками врывается в центральную часть депо.

В разгар боя подоспел танк, ранее поврежденный гитлеровцами. Танкисты починили его и несколькими меткими выстрелами подбили один из бронетранспортеров. Второй бронетранспортер, пятясь, спрятался за стенами депо. Но несколько снарядов обрушили стену и похоронили под ней бронетранспортер. Немцы стали отходить. Однако с тыла по ним ударили подразделения, осуществившие обходный маневр. Поняв, что бой проигран и они окружены, немцы стали сдаваться в плен. Только в районе вокзала было разоружено 112 вражеских солдат и семь офицеров, в том числе полковник.

Горюшкин влез на танк и по радио быстро связался с Хохряковым.

— Ты где? — обеспокоенно осведомился Хохряков.
— Около депо,— от радости и возбуждения у Горюшкина срывается голос. — Взяли депо и весь железнодорожный узел!
— Ранен? — перебивает Хохряков.
— Нет, пока цел. Пронесло. Как у тебя дела?
— Одна группа дерется за завод, здесь продвижение слабое, зато другая заняла за ночь семь кварталов.

Два молоденьких солдата подводят к Горюшкину пожилого гитлеровского генерала. Тот бесцеремонно отталкивает солдат, шумит и возмущается.

— Товарищ комбат! Приказано доставить к вам целым и невредимым,— докладывает один из солдат. — А этот герр, как у себя дома распоряжается…

Горюшкин поправил мятую шапку.

— Что случилось? Чего вы хотите? Ваша фамилия? Звание? Документы?

Генерал хриплым голосом, срываясь на крик, громко заявил по-русски:

— Я требую… Меня может брать в плен только русский большой генераль. Где есть ваш генераль? Я требую международный закон война… Надо соблюдать закон война. Где есть генераль Рибалко? Он имеет право брать меня плен. Я протестую. Давай ваш главный командир.

— Какой тебе закон?! Ишь, самого Рыбалко ему подавай! А то ему больше делать нечего, чем калякать с тобой, фашистский герр,— возмутился солдат-конвоир.

Горюшкин нахмурился, покраснел.

— Как вы соблюдаете закон — я видел в Майданеке, господин генерал. Документы!

Генерал трясущимися руками расстегнул китель.

— Я есть генераль Пфуль. Я есть большой генераль вермахт. Показайте меня рюсский главный командир армии, воюющей в Ченстохов.

Горюшкин приложил руку к шапке:

— Командир отряда, взявшего Ченстохов, гвардии капитан Горюшкин. Старший начальник, если хотите.

Багровое лицо генерала пошло пятнами и побелело.

— Ви есть старший? Майн гот! Позор! Мальчишк… Капитан.

Горюшкин улыбнулся:

— Не волнуйтесь, господин генерал. Мы доставим вас к генералам Иванову и Рыбалко. Дождитесь своего часа. А сейчас я требую от вас отдать приказ всем немецким войскам в Ченстохове прекратить бессмысленное сопротивление. Вы окружены и разбиты.

Генерал опустил голову.

— Майн гот! Я разбит мальчишкой! Капитаном,— убивался генерал. Но подписать приказ войскам о сдаче он наотрез отказался.

— Вся ответственность за напрасное кровопролитие падет на вашу голову, герр генерал,— сурово сказал Горюшкин.

По возвращении в штаб Горюшкин получил радиограмму из штаба корпуса: «В районе южнее Ченстохова прорвалась группа противника с танками. Вероятно, она пойдет на соединение с частями ченстоховского гарнизона. Примите меры. Нами направлены наперерез группе танки. Возможны действия авиации».

Горюшкин озабоченно посмотрел на карту. Из-под сбившейся набок шапки упрямо свисали густые темно-русые кудри. Перед глазами ожили условные знаки. Он ясно представил себе мотострелков и танкистов, изготовившихся к очередному броску. Взгляд скользнул вправо, влево. Красные дуги со стрелами зашевелились н превратились в ведущие бой роты, взводы, танки…

По приказу комбата на южную окраину города были передвинуты танк и взвод мотострелков. Кажется, все нужное сделано.

— Чертовски спать хочется,— сказал он Хохрякову. Тот скупо улыбнулся, покачал головой.
— Ложись, Коля, на часок. Я что надо проверю,— Хохряков встал, сделал несколько шагов по комнате. —Размяться надо, засиделся.

Наступает четвертый день кровопролитных боев за Ченстохов. День разгорается по-зимнему светлый, морозный. За полупрозрачными облаками проглядывает солнце. Солдаты устали, на покрасневших лицах потеки пота. Разгоряченные тела не ощущают холода.

Издалека слышен гул большого количества танков. Чьи они?

— Похоже, гудят тридцатьчетверки,— говорит стоящий рядом с комбатом связист.

Капитан Горюшкин влезает на крышу четырехэтажного дома. Улицы всюду безлюдны, на крышах домов лежат пухлые, белые шапки снега. Он видит, как вдали появляется колонна танков, и поднимает бинокль. Идут два десятка тридцатьчетверок, а за ними — длинная колонна автомашин. Кузова автомобилей набиты пехотой. Солдаты кажутся свежими, не усталыми. Танки останавливаются на площади. Николай в сопровождении офицеров спешит к ним. Неожиданно встречает комбрига Головачева. Он возбужден, его папаха сбита на затылок. Николай вытягивается перед ним. Какую-то секунду Головачев изучает его своими усталыми глазами. Губы туго сжаты, по обе стороны рта залегли складки. Он снимает меховую варежку и протягивает Горюшкину руку.

— Молодец, хорошо зацепился! Так всегда держать!

После краткого доклада об обстановке Горюшкин направляется к своему батальону. Кругом незатихающая пальба — солдаты ведут уличный бой, приближаясь к центру города.

Немцы опомнились — к ним опять подошли резервы. Фашистские автоматчики засели в домах, на крышах и яростно отстреливаются. Каждый дом, каждый сарай мотострелки берут с бою. Колонна, приведенная Головачевым, принимает боевой порядок. Горюшкин и Хохряков получают разрешение дать своим солдатам короткий отдых.

Командарм Рыбалко дал радиограмму частям в Ченстохове: «Прошу учесть, что боевые действия ведете на территории дружественной нам Польши. Меньше стреляйте по домам, старайтесь выводить женщин и детей из района боев».

Настойчиво, шаг за шагом, улица за улицей овладевали мотострелки и танкисты городом. Поляки радостно встречали гвардейцев, показывали проходы к немцам в тыл. Многие жители с оружием в руках присоединились к сражающимся.

Горюшкин, взобравшись на крышу одного из высоких домов, осматривал поле боя. Сопротивление немцев уменьшалось. В их руках оставался только центр.

Вскоре полковник Головачев докладывал в штаб армии:

«2-й мотострелковый батальон 23-й гвардейской мотострелковой Васильковской Краснознаменной ордена Суворова бригады под командованием гвардии капитана Горюшкина, будучи приданным 54-й гвардейской танковой бригаде, в 6.00 16 января 1945 года ворвался в город Ченстохов. В уличных боях батальон уничтожил до 600 немецких солдат и офицеров. Пленено три полковника и один генерал. Батальоном уничтожено три немецких танка, семь автомашин, четыре бронетранспортера, захвачено три продовольственных склада».

Прочитав донесение, Павел Семенович Рыбалко улыбнулся, вспоминая свою первую встречу с Горюшкиным на Букринском плацдарме. Красным карандашом подчеркнул в донесении его фамилию. Не забывал Рыбалко своих героев, рад был встретить знакомую фамилию в донесении — значит, жив!

В освобожденном Ченстохове на центральной площади выстроились танкисты и мотострелки:

— Спасибо, гвардейцы! Я надеялся на вас,— сказал командир корпуса генерал Иванов, обращаясь к ним.— Обнимаю и целую ваших командиров так, как расцеловал бы вас всех! Вы сделали огромное дело!

Он повернулся к Горюшкину, обнял и поцеловав его, потом так же поблагодарил Хохрякова.

— Спасибо вам, ребята!

…Еще не стихли бои в Ченстохове, а уже надо было организовать в городе охрану складов, фабрик и исторических памятников. В городе появились охотники до чужого добра.

Стало известно, что немцы оставили в тылу подпольные группы власовцев с заданием грабить, убивать людей, насиловать женщин, чтобы потом свалить все на Красную Армию. Не сидели сложа руки и польские националисты. Они также всячески старались вредить дружбе поляков и русских.

Ясногурский монастырь в Ченстохове, или, как его называют, монастырь Паулинов — старейший из католических монастырей. Горюшкин с Кабановым направились туда, чтобы организовать надежную охрану собранных в нем ценностей. Следом шли солдаты. Настоятель, пожилой человек респектабельной внешности, встретил Горюшкина и его товарищей у главных ворот. С обеих сторон стояло около сотни монахов разного возраста — паулинов. Так они себя называют потому, что представляют орден Святого Павла. Николай поинтересовался у настоятеля — нет ли в монастыре немцев. Сделав скорбное лицо, тот сообщил, что в трапезной лежат раненые солдаты и офицеры. За ними ухаживают монахи.

Николай попросил проводить его в трапезную, где лежат немцы. Настоятель, сложив руки на груди, встал перед ним, загородив путь.

— Умоляю вас не расстреливать несчастных. Ведь они раненые! Они только пленные… Мы взяли их под свою святую защиту. Будьте милосердны!

Горюшкин с удивлением посмотрел на настоятеля.

— Советские войска не расстреливают пленных, тем более раненых,— возразил он вежливо, но твердо. — Мы не фашисты.

Настоятель понял, что обидел советского офицера.

— Нет, нет, господин офицер. Вы меня не так поняли. Я знаю… сколько зла причинили россиянам немцы, и знаю, что их зло нельзя простить.

Николай открыто посмотрел на настоятеля.

— Полякам гитлеровцы нанесли зла тоже более чем достаточно. Вы видели Майданек, господин настоятель?

Настоятель вновь воздел руки к небу.

— Умоляю вас именем Христа всемогущего и именем Божьей матери: будьте милосердны. Не мстите им. Будьте христиански великодушны. Я знаю, что пролитая кровь на просторах России взывает к мести, но, умоляю вас, простите их!
— Я буду милосерден по мере возможности,— сухо сказал Николай. — Но по долгу службы я обязан проверить, нет ли у них оружия. Вы согласны?

Настоятель кивнул головой. Горюшкин приказал сопровождающим солдатам произвести проверку. Сняв шапки, они вошли в собор.

После проверки Николай приказал расставить часовых на территории монастыря и стал прощаться с настоятелем.

В самый последний момент настоятель сказал, что немцы, как ему кажется, заминировали алтарь в соборе.

Действительно, на другой день из алтаря монастырского костела было извлечено тридцать шесть авиационных бомб. Если бы они взорвались, от монастыря и кирпича бы не осталось.