2

А уже на восемнадцатом километре с «майбаха», на котором находился головной дозор, в их сторону засигналили ручным фонариком. Три частые и короткие красные вспышки означали: «Вижу противника!»

Майор Столяров остановил колонну. Едва умолкли моторы, точно такой же сигнал: «Вижу противника!» подал фонариком левый боковой дозор Степана Глотова. Впрочем, для командира отряда это не было неожиданностью: на его карте именно здесь, на восемнадцатом километре, лесная дорога почти вплотную подступала к шоссе, по которому отходили немецкие части. Вскоре по дальним соснам и елям заскользил мутный свет фар. Отсюда до большака было не более трехсот-четырехсот метров.

— Командиров подразделений — ко мне! — бросил майор Столяров Павлу Кухарику. Ординарец спрыгнул на землю и, подбежав к головной тридцатьчетверке, передал приказание Панкратову и Булавину. Затем команду подхватили на других машинах, и она за одну-две минуты докатилась до замыкающей колонну «санитарки».

Вскоре подошли командиры рот и взводов.

— Все пришли? — спросил майор Столяров. — Коротко. Судя по карте, следующие двенадцать километров нам предстоит пройти, так сказать, бок о бок с противником. Разделяет нас, как вы сами можете убедиться, узкая полоса леса — союзник весьма слабый и ненадежный…

План, предложенный командиром отряда был предельно прост. Если на шоссе параллельным курсом будут двигаться танки и самоходки, то нет смысла сбавлять скорость: все равно в общем грохоте, да еще ночыо, немцам будет трудно разобраться, откуда громыхает. Но если на дороге окажутся колонны автомашин, то лучше на всякий случай приглушать двигатели и идти на малых оборотах.

— Короче говоря, всем делать как я! — закончил начальник разведки словами известной танковой команды. — Есть вопросы?

— Совсем один вопрос, товарищ гвардии майор,— сказал красивый лейтенант Гогичейшвили. («А не тот ли это грузин-артиллерист, — вдруг вспомнил Бальян,— о котором недавно рассказывал редактор? Как он на спор с кем-то проиграл свои славные усики? Передавали, что он чуть ли не на коленях стоял, упрашивая: «Все, что хочешь, возьми… деньги возьми… отрез на шинель возьми… дамский браунинг возьми, жене подаришь… только усы оставь!» Оставили, пожалели».) — А если противник все-таки обнаружит нас?

— Будем отходить в глубь леса, — ответил майор Столяров. — Хотя потеря времени для нас крайне нежелательна. Но нежелательна она и для немцев… Есть еще вопросы?

— Все ясно! — ответил за всех старший лейтенант Булавин, поправляя на глазу повязку.

— Тогда по машинам! — своим обычным, буднично-спокойным голосом приказал командир отряда.

И тут с Бальяном случилась неприятность. Когда он взбирался на бронетранспортер, капитан Федотов нечаянно наступил ему на руку и подковкой сапога сильно оцарапал ее в кровь. Бальян чуть ли не взвыл от боли. Но начинж, вместо того чтобы посочувствовать или извиниться, лишь буркнул в темноте:

— Ничего, до свадьбы заживет!

Зато Павло Кухарик, который всегда был внимателен и участлив к друзьям майора, молча извлек из своих необъятных брючных карманов индивидуальный пакет и не хуже какого-нибудь санитара забинтовал кровоточащую ранку. Но боль все равно не проходила. Одно утешало Бальяна, что в беду попала не правая рука, которая уже сегодня понадобится для записывания и, возможно, в бою, а левая, не главная.

На совет майора Столярова обратиться к медикам Бальян ответил с деланной беспечностью:

— А… поболит и перестанет!

Больше командир отряда не интересовался злополучной рукой. Сейчас внимание всех было приковано к шоссе, по которому, рассекая ночь огнями фар, шли неприятельские танки, самоходки, бронетранспортеры, автомашины, тягачи. Немцы даже не считали нужным соблюдать светомаскировку. Они знали, что на этот раз им ничего с воздуха не угрожает, нелетная погода была для них неожиданным и щедрым подарком, которым они не преминули воспользоваться.

Кажется, под Сандомиром начальник штаба Гронский сказал майору Столярову при Бальяне (а тот записал это потом в свою заветную тетрадку), что он не помнит случая, чтобы немцы долго поддавались панике. Вот и сейчас, отступая, они быстро, прямо как муравьи, восстановили у себя порядок и железную дисциплину и уже больше не дергались, не метались из стороны в сторону. Все их усилия были направлены на то, чтобы первыми выбраться за Одер и там основательно закрепиться…

Непрекращающийся грохот и лязг стояли на шоссе. На новые рубежи отходили остатки разбитых или, вернее, недобитых вражеских полков и дивизий. И хотя где-то неотступно за ними, заходя то справа, то слева, двигались, нанося удар за ударом, передовые отряды танковых корпусов, немцы были еще не настолько слабы, чтобы считать себя побежденными. К тому же они воевали на своей территории и намерены были сражаться до последнего солдата. Нет, тут не пахло легкой победой. И от одной мысли, что их крохотному передовому отряду, выдвинутому на десятки километров вперед, рано или поздно придется столкнуться с этой чудовищной, дьявольски живучей махиной, всем участникам рейда, всем без исключения, становилось не по себе…

Но нельзя было не видеть и ту очевидную и — увы! — единственную выгоду, которую им давало подобное соседство. Этот почти не затихающий шум вбирал в себя все без остатка чужие звуки, и в первую очередь те, что несла с собой их маленькая колонна. Были моменты, когда из-за проходивших рядом неприятельских танков и самоходок участники рейда не слышали даже грохота собственных машин. Странно, но именно в эти — порою долгие, порою короткие — минуты Бальяном, да и не только им, очевидно и другими, овладевало совершенно противоестественное спокойствие. Однако как ни велики были вражеские танковые колонны и как ни старался отряд Столярова не отставать от них, они то и дело обгоняли его. Прямое, ровное и гладкое шоссе, несмотря на обильно выпавший снег, давало им возможность развивать большую скорость. Лесная же дорога с ее колдобинами, перевитыми корнями, крутыми поворотами и снежными заносами задерживала движение колесных машин, а следовательно, и отряда в целом, который теперь тащился со скоростью шесть-семь километров в час. А когда за дальними деревьями появлялась цепочка автомашин, то водители резко убавляли обороты, и колонна ползла уже и вовсе как черепаха. И тогда участникам рейда казалось, что вся окрестность заполнялась грохотом их шести танков и пяти бронетранспортеров, которым в меру своих сил подвывали колесные машины. Один раз майор Столяров даже приказал приготовиться к отходу в глубь леса: это когда дозоры Дмитриева и Глотова почти одновременно сообщили, что на шоссе неожиданно остановилась большая танковая колонна и началась какая-то непонятная возня. Но пока это был единственный случай, когда над отрядом, может быть, нависла реальная угроза. А так, судя по реакции немцев, у них не возникало никаких подозрений. Майор Столяров с невозмутимым спокойствием и точностью управлял движением своего небольшого сборного отряда. «Бог ты мой, он прямо как дирижер!»— восторженно подумал о начальнике разведки Бальян. И тут же решил когда-нибудь использовать в своей будущей книге это показавшееся ему таким новым и интересным сравнение. А пока, не удержавшись, он поделился своей литературной находкой с Иваном Ивановичем Кузнецовым, человеком, по его представлению, глубоко штатским и книжным…

— Да, да, как дирижер, — рассеянно поддакнул тот и вдруг смущенно заговорил о непонятных болях в животе, которые вконец вымотали его.

— Вам бы надо лечь в госпиталь, а не идти в рейд, — посочувствовал Бальян.

— Я говорил подполковнику, что хотел бы обследоваться, а он… а он мне в пример Павку Корчагина ставит… как тот больной железную дорогу строил.

— А наши врачи что говорят?

— Пичкают всякими таблетками. С белладонной.

— А сейчас болит?

— Вот здесь, — ткнул себя в правый бок замполит,— точно мышата скребутся.

— Сказали бы комбригу.

— Как-то неудобно через голову своего начальства. Вот вернусь, еще раз поговорю с подполковником.

На этом и закончился разговор.

Вскоре впереди красными точками замерцал фонарик головного дозора.

— Стой! — приказал майор Столяров.

Еще не зная, в чем дело, водители торопливо нажимали на тормоза…