3

Им здорово повезло. Не прошло и получаса, как из толщи валившего снега вынырнула тридцатьчетверка. За ней шли, упрямо раздвигая метель, еще две. Несмотря на сгустившиеся сумерки, Бальян разглядел на башне переднего танка, облепленного снегом, два черных концентрических круга и рядом с ними десятку. Эго был опознавательный знак как раз его бывшей части. Оказалось, что машины только сегодня вышли из капитального ремонта и догоняли бригаду. О такой удаче Бальян даже и не мечтал.

Командира танкового взвода—долговязого, длиннолицего старшего лейтенанта с белой марлевой повязкой на левом глазу — он видел впервые. Но тот, узнав, в чем дело, сразу согласился взять незадачливую полуторку на буксир.

— Нет, не попадался! — ответил старший лейтенант па вопрос о броневичке.
— Куда же он запропастился? — недоуменно произнес Бальян.
— А что это за броневичок?
— Да из штаба корпуса. Офицер связи. Может, слышали — капитан Коробков? Договорились вместе ехать, а он как сквозь землю провалился!
— Ничего, найдется, — успокаивающе произнес старший лейтенант. — Поехали! Только за последствия не отвечаю! — с загадочным смешком предупредил он своим сипловатым голосом.

До Бальяна дошло, что танкист имел в виду, когда колонна двинулась дальше. Легкую полуторку стало подбрасывать и швырять из стороны в сторону, как детский мячик: прямо перед его колесами дорога, и без того разбитая машинами, заново перепахивалась гусеницами.

Оберегаясь от ушибов, Бальян хватался за что попало: дверцу, шофера, ящик… упирался руками в потолок… цеплялся за спинку сиденья и само сиденье… Шапка при этом у него то слетала с головы, то съезжала на ухо… Владик же спасался, крепко обхватив обеими руками баранку. Ни о каком пении, конечно, уже не могло быть и речи. Теперь все его помыслы были направлены на то, чтобы как-то миновать изуродованную колею. Иногда ему это удавалось, но чаще нет: мешал трос, а еще больше — плохая видимость.

— Так… боюсь… нас… ненадолго… хватит! — заявил Бальян, потирая очередную шишку на темени.
— Зато… бензин… экономим, — иронически заметил Владик.
— Чего… нельзя… сказать… о резине, — отозвался Бальян.
— Быстрей… спишут… На нашем… складе… зимой… снега… не выпросишь…

Так и переговаривались: слово — толчок, слово — толчок. А порой на одно слово приходилось два и даже три толчка, и тогда оно выговаривалось по складам.

К счастью, были у них и короткие передышки. Это когда колонна останавливалась и командир танкового взвода принимался искать все время исчезавшую под густо валившим снегом дорогу.

Вот и сейчас Бальян и Владик наслаждались недолгим покоем.

Когда они вылезли из кабины поразмяться, к ним подошел старший лейтенант, насмешливо поинтересовался:

— Ну как, сильно растрясло?
— Есть малость, — поскромничал Владик.
— А у меня все внутренности перемешались, — заявил Бальян. — Никакой рентген не разберется!
— Лишь бы в башке не перемешалось, а в брюхе и так все перепутано! — заметил танкист.
— Боюсь, что в башке у меня тоже кое-что поменялось местами! — ответил Бальян.
— По-русски это называется «мозга за мозгу зашла»,— прокомментировал старший лейтенант. И, уже отойдя изрядно от машины, вдруг обернулся и предложил Бальяну: — А то давай перебирайся ко мне!
— Куда? — не понял тот.
— Ко мне — в коробку!

Бальян растерялся. С одной стороны, он был рад приглашению. Не говоря уже о том, что в танке, наверно, не так трясло и было теплее, ему давно хотелось понаблюдать за действиями экипажа на марше. Стыдно признаться, но он еще никогда не спускался в тридцатьчетверку, хотя не раз писал о танкистах, об их боевых делах. В результате многое в описаниях приходилось опускать только потому, что он имел об этом весьма смутное представление. Поэтому приглашение было как нельзя кстати. Ну а с другой стороны, он испытывал неловкость перед Владиком, которого не по-товарищески оставлял одного на великие муки. Как будто думал и заботился лишь о себе…

— Вместо заряжающего! — пояснил со смешком старший лейтенант.
— Сейчас! — ответил Бальян, рванувшись к кабине полуторки. Там он схватил свою полевую сумку и, смущенно оправдываясь, сказал Владику: — Я буду писать о них, поэтому переселяюсь!..

Владик ничего не ответил.

Борясь с метелью, Бальян догнал старшего лейтенанта.

— Ну и погодка! — досадливо проговорил он, сгребая с лица налипавший пластами снег.
— Бывает и хуже, — весело отозвался танкист. — Но редко!

Наконец они добрались до головного танка.

— Ну что, старшой? — выглядывая из своего люка, спросил механик-водитель.
— Вроде бы не сбились, — ответил тот и обернулся к Бальяну: — У тебя есть карта?
— Нет, не хватило при раздаче.
— Вот те раз! Такое начальство и без карты!
— Это я-то начальство? — в тон ему сказал Бальян.
— А кто, я? — старший лейтенант поднялся на крыло тридцатьчетверки. — Давай руку!

С его помощью Бальян взобрался на танк.

— Заряжающий заболел. Днем в госпиталь отправили. Температура за сорок, — объяснил командир взвода и добавил:—Так что будет где приткнуться!

Он залез на башню и, опираясь на сильные руки, плавно опустился в командирский люк. Правда, не так ловко, но все же и не сорвавшись, погрузился в живую, пахнувшую металлом и соляркой темноту танка и Бальян.

— Вот здесь садись! — потянул его за рукав старший лейтенант.

Бальян опустился на удобное сиденье.

— Мы с тобой так еще и не познакомились?
— Нет.
— Булавин… Сергей! — старший лейтенант протянул руку. — Для друзей — Серега!
— Бальян… Герасим…
— Герасим?
— Есть такое имя.
— Знаю. «Муму».
— И не только в «Муму».
— Выходит, не только, — согласился старший лейтенант, опуская над собой крышку люка.
— Поехали! — сказал он в переговорное устройство, и в то же мгновение Бальяна резко откинуло назад.

«Булавин?.. Булавин Сергей?.. Постой… Постой… — вдруг припомнил он. Так, кажется, звали прежнего адъютанта комбрига». Сергей Булавин был в бригаде задолго до появления в ней Бальяна. Да и не только Бальяна, но и многих других, кто сейчас гордо ходил в «стариках». Может быть, даже с год или больше назад…

Рассказывали, что, когда полковника тяжело ранило, Булавин в тот же день вдрызг рассорился с зампостроем, с нескрываемой и потому неприличной в глазах большинства радостью возглавившим бригаду, и демонстративно ушел в батальон к капитану Стеценко, где в ожесточенных боях под Проскуровом выбило больше половины командиров. Там он воевал, пока также не был тяжело ранен.

Когда спустя много месяцев полковник вернулся из госпиталя, он первым делом осведомился о Булавине. Узнав, что тот по ранению давно выбыл из части, он, поморщившись, взял себе в адъютанты Мишку Чухнина, который чем-то отдаленно напоминал своего предшественника. Вернее, предшественника предшественника, потому что между Булавиным и Чухниным был еще адъютант, которого забрал с собой зампострой, получивший с возвращением старого комбрига новое назначение — тоже командиром бригады, только на этот раз отдельной, что в конечном счете было даже повышением…

Так вот с кем Бальяна неожиданно свела дорога…