Колонна стояла перед развилкой, которой не было на карте. Левая просека круто поворачивала к шоссе и там терялась в редком сосняке, который насквозь просвечивался огнями вражеских фар. Правая уводила куда-то в глубь леса, в слабо высветленные снегом ночные сумерки. Посланный на разведку левый боковой дозор Степана Глотова быстро вернулся и доложил, что в километре отсюда дорога пересекается с шоссе и уже дальше следует по совершенно открытому, голому полю.
— Ну, что будем делать? — спросил майор Столяров обступивших его командиров. — У кого есть немецкая карта?
— У меня, — ответил вконец осипшим голосом старший лейтенант Булавин. — Только она тоже врет.
Он достал из планшетки сложенную в несколько раз помятую карту и подал Столярову.
— Посветите кто-нибудь, — попросил тот.
Пока холодное пятно луча блуждало по километровке с немецкими названиями, Павло Кухарик и Боря Коноваленко плащ-палаткой загораживали свет.
— Ясно, — быстро сориентировавшись по карте, сказал командир отряда. — Вот эта дорога, — он показал на правую просеку, постепенно растворяющуюся в темноте,— должна увести нас на несколько километров в сторону от шоссе. Левая, я думаю, проложена недавно, как один из объездов. Поэтому-то ее на немецкой карте тоже нет. Но почему —кто скажет? — этот чертов поворот на обеих картах не там, где ему положено быть, а на два километра ближе?
— Одно из двух, —с обычной для него мрачной насмешливостью заметил бригадный инженер, —или наши у немцев неправильно слизали…
— Или немцы у наших? —в той ему иронически продолжил Столяров.
Бальян вдруг уловил в этой легкой и случайной пикировке отголосок той крепкой стычки из-за Петухова, которая, как он считал, уже давно и основательно позабыта Столяровым и Федотовым. Стало быть, и в самом деле не все гладко было в их отношениях. Несмотря на некоторое подобие дружбы (на формировках они всегда селились под одной крышей и были неразлучны, насколько, разумеется, можно быть неразлучными во фронтовых условиях), они, по глубокому убеждению Бальяна, абсолютно не подходили друг другу. Даже рядом не смотрелись. Уж очень далеко было начинжу — грубому, плохо воспитанному, вечно чем-то недовольному, окончившему, как поговаривали, всего два курса текстильного техникума и военное училище, до Столярова с его умом, культурой и — не в последнюю очередь — биографией.
— Можно взглянуть? — неожиданно попросил Кузнецов, еще не привыкший к своему новому положению замполита и потому как будто смущавшийся.
— Взгляни, взгляни, — процедил сквозь зубы бригадный инженер.
— Вот шоссе, — показал на карте Столяров. — А вот поворот вправо…
— А второго такого поворота, похожего на этот, здесь нет? — поинтересовался Кузнецов.
— Ни второго, ни третьего, — ответил командир отряда.— Будем все-таки исходить из того, что немцам лучше знать, где у них тут повороты… Сережа, —обернулся он к Булавину, — ты дай мне ее на время?
— Это Стеценки карта. Память, — ответил тот недовольным голосом.
— Я верну тебе ее, — пообещал майор Столяров.
— Я просто так сказал, — смутился Булавин.
— Я все понял, — отозвался командир отряда.— Итак, левый поворот для нас заказан. Остается правый! По машинам!
Пока командиры взводов, торопясь, расходились по местам, головной «майбах» Дмитриева уже свернул вправо и с натугой перелопачивал гусеницами напитанные влагой сугробы.
Вскоре туда втянулась и вся колонна. Двигались медленно — быстрей никак не получалось. В рыхлой снежной колее, прорезанной танками и бронетранспотерами, то и дело застревали, буксовали колесные машины.
И опять повалил снег —крупный и пушистый.
— Зайцы-кролики, вы как хотите, а я вздремну,— объявил всем, широко и открыто позевывая, лейтенант Лыткин.
Взяв у запасливого Павла Кухарика трофейную плащ-палатку, он набросил ее на себя и удобно расположился в уголку на сиденье.
Через несколько минут его примеру последовал замполит:
— Покемарить, что ли, за компанию?
В его голосе Бальяну послышалась, как всегда, смущенная и неуверенная нотка.
— Покемарь! — хмыкнул начннж.
Третьим не устоял Бальян, которого тоже начало клонить ко сну.
Вскоре все трое, накрывшись двумя плащ-палатками и согреваясь общим дыханием, незаметно для себя стали подремывать. И Бальяну даже приснилось, будто он все время скатывается с деревенских саней. Падает, тут же вскакивает и снова на ходу прыгает в возок. Так было много раз. Но вот однажды сани стряхнули его и вырвались вперед. И он никак не мог догнать их. Его охватил страх, и он с чувством не очень радостного облегчения проснулся.
Рядом возились, выбираясь из-под плащ-палаток, провисших под тяжестью снега, Лыткин и Кузнецов. Наконец все трое вылезли наружу и увидели, что дорогу их колонне преградила баррикада из поваленных мохнатых и заснеженных сосен. Метрах в пяти от нее темнела коробка бронетранспортера Дмитриева.
— Что это? — озадаченно спросил Бальян.
— Что? Лешак накуролесил, — ответил Боря Коноваленко, сметая сосновой веткой снег с расчехленного пулемета. — Вишь сколько наворотил, старый черт!
— Лесной завал! — ахнул старший лейтенант Кузнецов.
— А где Столяров? —завертел головой Лыткин.
— А вон! — показал Тонечка.
Командир отряда и бригадный инженер стояли у передней тридцатьчетверки и кого-то нетерпеливо выглядывали в хвосте колонны.
— Саперов ждут, — сказал Боря Коноваленко.
— А Петухов разве не в головном дозоре? — спросил замполит.
— Да нет, на «стударе», — ответил разведчик.
Да, без Петушка тут дело не пойдет, — подытожил радист Зимин, отдавая должное опыту, мастерству и знаниям командира саперного взвода. — Он не как некоторые — свою работу знает.
— Это он в мой огород,— оповестил всех его напарник,— тоже мне, Эрнст Кренкель!
— Эрнст не Эрнст, а контакты не поленился бы лишний раз зачистить.
— А чего же ты не зачистил?
— На тебя, раздолбая, понадеялся!
— Ну чего ты, ну чего ты раньше времени паникуешь?— сбавил тон младший радист.
— Сиди уж, — сказал Зимин…
Увидев вдалеке Петухова, майор Столяров и начинж повернули назад, к завалу.
— Зайцы-кролики, пошли к ним! — предложил Лыткин замполиту и Бальяну.
— Пошли! — ответил за себя и Кузнецова Бальян и последним, оберегая пострадавшую руку, спрыгнул в глубокий снег…