— Серега!
— Мишка!
Оба адъютанта — первый и третий — обнялись и расцеловались. Но узкие монгольские глаза Чухнина были неспокойны. С возвращением Булавина в жизни Мишки могли наступить существенные перемены, и это, очевидно, вносило в его душу сумятицу.
— Подождите, братья славяне, — сказал он Булавину и Бальяну. — Сейчас Батя домоется и примет вас.
— Что я, его нагишом не видел? — возразил Булавин, решительно шагнув вперед.
— Постой, Серега, — опередил его Чухнин. — Я все-таки доложу. Может быть, ему захочется предстать перед вами в полной парадной форме, при всех регалиях!
— Черт с тобой, докладывай!
Мишка Чухнин скрылся за дверью, украшенной синими и красными стеклами, и их обоих на мгновение обдало мягким парным воздухом.
Из ванной комнаты донесся знакомый басовитый голос комбрига:
— Да три же как следует!.. Ну и руки у тебя, Федотов! Будешь так тереть, больше ни одного представления к ордену не подпишу!
— Ничего, подпишете!
— Ты уверен, чертов лодырь?
— Уверен. Что другое, а воевать мы научились!
— Ну хвастун, ну хвастун!
Бальян и Булавин переглянулись и заулыбались во весь рот. Федотов был бригадный инженер. Несмотря на молодость (ему недавно стукнуло двадцать пять лет), он стяжал себе громкую славу не только доскональным знанием саперного дела, но и строптивым и независимым характером. Только комбригу, с которым он прошел всю войну, начав ее командиром отделения саперов, он позволял иронизировать и подсмеиваться над собой. Даже с начальником инженерных войск армии — старым заслуженным генералом —он разговаривал, по мнению всех кроме самого генерала, непочтительно и дерзко.
И вдруг над тихими и звонкими голосами, визгом, плеском воды и чьим-то покряхтыванием, доносившимися из ванной комнаты, прогремел обрадованный голос полковника:
— Давай его сюда!
Булавин одернул свою выцветшую, с чужого плеча, госпитальную гимнастерку, подвинул пряжку ремня, поправил танкошлем. Бальян также весь подобрался.
Дверь приоткрылась, и на них глянула все еще неспокойно улыбавшаяся, потная и красная физиономия Мишки Чухнина:
— Входите!
Они вошли в большое, сверкающее зеркалами, мрамором и дорогой арматурой помещение. Посреди его в белом бассейне, до краев наполненном зеленоватой водой, как дети, плескались, оглашая воздух смехом и веселой перебранкой, три зама — замполит Лампасов, зампострой Сердюченко и зампотех Шейкин.
Была здесь еще шикарная медная ванна: в ней, держась руками за края, наклонившись, стоял голый комбриг, а капитан Федотов, нахмурив темные сросшиеся брови, с остервенением тер ему намыленной тряпкой спину. Уже немолодое, жилистое, красное от усердного мытья тело полковника во многих местах было стянуто глубокими шрамами.
Увидев вошедших офицеров, зампотех — самый пожилой и самый ребячливый — заорал, повизгивая от удовольствия:
— В воду их, в воду!
Но остальные замы его не поддержали, вроде бы даже смутились, вспомнили, возможно, о своем высоком звании и положении.
— А… явился! — воскликнул комбриг, окидывая Булавина довольным взглядом.
— Как видите, — развел тот руками.
— Да три же как следует! — обернулся к Федотову полковник и бросил Булавину: — Рассказывай!
— Прибыл для дальнейшего прохождения службы! Попутно, по просьбе зампотеха корпуса, полковника Сидорова, пригнал из армейских мастерских три танка. Ходовые испытания прошли благополучно, — вытягиваясь в струнку, доложил Бальян.
— Ну, чего тянешься?
— Рад вас видеть, товарищ гвардии полковник?
— Так и я тебя рад видеть, Сережа,— улыбнулся комбриг. — Ну как, зажили раны?
— Как на дворовой кошке!
— А с глазом что?
— Ячмень!
— Ячмень!.. Пока медиков здесь нет, можно проявить свое полное невежество и темноту. Нужно еще не созревший ячмень намазать натощак голодной слюной. Как рукой снимет. Я это много раз на себе испытал. Народное средство. Меня этому еще покойная бабушка научила. Запомни на будущее!
— Есть запомнить на будущее! — весело отозвался старший лейтенант.
— Илья Ильич, чему вы его учите? — с легким упреком, отфыркиваясь, произнес подполковник Лампасов.
— Ничего, комиссар, плохому я его не научу!
— Следующий ячмень так от меня не уйдет, товарищ гвардии полковник! — шутливо пообещал Булавин.
— Ну что же, Сережа, пойдешь снова ко мне адъютантом?— неожиданно спросил комбриг и, повернувшись к покрасневшему как рак Мишке Чухнину, сказал:—Ты уж не обижайся на меня, Степаныч!..
— Что вы, товарищ гвардии полковник, — вытирая пот с лица, ответил тот. — Я понимаю…
— Федотов, опять спишь на ходу? — обернулся комбриг.
— Да я с вас уже полшкуры содрал, — ответил начинж, принимаясь за поясницу.
— Вот, вот… всегда бы так! — не скрывая удовольствия, отозвался полковник и вдруг с мальчишеским озорством бросил Булавину: — Ну чего смотришь, куда не надо?
— Товарищ гвардии полковник, я не туда смотрю, а рядом, — посмеиваясь, ответил тот.
— Молодец! Хорошо ответил! — крикнул из бассейна зампотех.
— То, что рядом, — усмехнулся комбриг, — Федотову лучше видно!
— Велика честь, сознаю, — ехидно заметил бригадный инженер, намыливая полковнику спину.
— Ну и язва ты, Федотыч!
— Какой есть, — буркнул тот.
— Вот писатель куда не надо не смотрит, сразу видно, человек воспитанный! — продолжал комбриг.
— Так у меня же другое задание, — в тон ему ответил Бальян.
— Молодец! Хорошо ответил! —опять подал голос из бассейна зампотех.
— Товарищ гвардии полковник! — гася улыбку, принялся докладывать Бальян. — Прибыл с заданием редакции написать материал о взятии первого немецкого населенного пункта!
— Добре!
«Самое время спросить о Коробкове, —подумал Бальян, — хотя вряд ли он здесь. Уж Лыткин бы знал наверняка…»
— Товарищ гвардии полковник, разрешите задать вам один вопрос?
— Ну, задавай!
— У вас был с пакетом офицер связи из штаба корпуса? Капитан Коробков?
— Пока не был… Ох ты, крутые горки! Неужели не дадут перевести дыхание? Хотя бы до утра? Да и тылы, глядишь, за ночь подошли бы, с горючим и боеприпасами…
— Я боюсь что-нибудь напутать. Но он собирался в вашу бригаду. Он даже намекнул мне, что вас ждет веселая ночь с продолжением. Но что он имел в виду, я не знаю. Он сказал мне только, что догонит меня на своем броневичке, и как в воду канул…
— Степаныч! — крикнул комбриг адъютанту. — Узнай у Тимохина, установил ли он наконец связь с корпусом? Передай, что полковник прямо сам не свой! Зол как черт!
— Слушаюсь! — козырнул Чухнин и скрылся за дверью.
— Ну все, теперь ты подставляй спину, Федотов,— спокойно сказал полковник после того, как капитан окатил его горячей водой из огромного эмалированного таза.
Они поменялись местами.
— Теперь держись, инженер!
— Может быть, под общим наркозом мыться? —насмешливо осведомился тот.
— Не бойся, на миру и смерть красна!— сказал комбриг, намыливая густой пеной молодые и крепкие плечи Федотова, и как бы между прочим обратился к Булавину.— Так «да» или «нет»? Пойдешь адъютантом, или какие другие соображения?
— Товарищ гвардии полковник,— собравшись с духом, заявил Булавин,— я бы хотел опять к Стеценко…
— Ну как знаешь, — помедлив, ответил комбриг. Воцарилось тяжелое молчание, даже замы перестали плескаться. — Только нет Стеценко, убит…
— Как убит? Когда? — упавшим голосом спросил Булавин.
— Стеценко убит? — повторил Бальян, вспомнив веселого шебутного комбата-три.
— Часа два назад. — Комбриг снова опустил самодельную мочалку на широкую спину Федотова. — Очередью из пулемета. Он в маленькой гостиной лежит, внизу. Завтра утром похороним…
— Но все равно, — упрямо продолжал Булавин,— я бы хотел в свой батальон.
— Понимаешь, сынок, какая штука… Танки, которые ты пригнал, я передаю Дергачеву. — Дергачев был комбат-два, первый и пока единственный в бригаде Герой Советского Союза.
— Ну и пусть Дергачев берет их себе… Я человек негордый. Что дадите, то и возьму. Не будет взвода, пойду командиром коробки.
— Ну-ну, не прибедняйся,— сказал комбриг. — Найдем и взвод… Ну, ладно, ступай отдохни с дороги…
— Слушаюсь! — старший лейтенант козырнул и направился к выходу.
— Да, Булавин! — крикнул ему вслед полковник.— Далеко не уходи: после баньки — офицерский ужин. Надо же как-то отметить первый день на фашистской земле. Вот и замполит не против.
— Святое дело!— отозвался тот, увертываясь от направленных на него брызг.— Митинг провели, теперь можно и поужинать.
Вся тройка замов разошлась не на шутку. Бальян поглядывал на них и посмеивался. Он догадывался, что за всем этим весельем скрывается простая, ничем не замутненная солдатская радость. Радость, что ты живой, что ты уже в Германии, что впереди не за горами желанная победа и что этот роскошный сказочный дворец где они, как пацаны, плещутся в бассейне, лишь первый на их пути. Бальян понимал замов, так как сам чувствал то же…
— Товарищ гвардии полковник, —обратился он к комбригу, —вы потом, когда помоетесь, уделите мне несколько минут?
— Уделю, уделю, —вытирая пот с лица, проговорил командир бригады. —А то давай прямо на банкете и покалякаем? Совместим приятное с полезным? Или не надо? Наговорим еще чего лишнего под хмельком? Нет, действительно, поговори-ка лучше с начальником штаба. Он тебе все-все расскажет!
— Слушаюсь! Разрешите идти?
— Ступай! Он в графском кабинете…