Глава пятая

1

И надо же, едва колонна свернула в лес, как по-притихла метель. Бальян так и не понял: то ли она и впрямь пошла на убыль, то ли ей здесь негде было развернуться. Во всяком случае, ветер хлестал уже не с такой силой, что раньше, а снег как бы с трудом проходил сквозь сомкнутые над дорогой кроны.

Сама же дорога была ничем не хуже и не лучше других лесных дорог: под снежным покровом, кажущимся ночью таким ровным, таким удобопроезжим, скрывались нескончаемые пни, ухабы, мосластые и длинные корни. То и дело на прогалинах встречались снежные заносы в которых, несмотря на цепи, надетые на скаты, застревали колесные машины. Тогда, подгоняемые нетерпеливыми понуканиями командиров, им на помощь приходили танки или бронетранспортеры, и те пробкой вылетали из своих мягких ловушек. Впрочем, было у этой дороги и одно важное преимущество. Судя по карте-километровке, она почти четверть пути шла параллельно шоссе, нигде не пересекаясь с ним и не подступая ближе, чем на восемьсот-девятьсот метров. К тому же многоопытные разведчики быстро установили, что уже несколько часов ею никто не пользовался: немцы или позабыли о ее существовании, или же, торопясь за Одер, отдавали предпочтение короткому, прямому и удобному шоссе.

Командирский «майбах» (Хотя у немцев эти 8,5-тонные полугусеничные бронетранспортеры назывались иначе, наши бойцы нарекли их так, потому что, кроме табличек на двигателях, изготовляемых фирмой «Майбах», на машинах не было ничего, что бы говорило об их фирменной принадлежности. Впрочем, чтобы быть точным до конца, окрестили их не «майбахами», а «майнбахами», по невольному созвучию с хорошо знакомым всем немецким словом «майн» — «мой»), в котором ехал Бальян, шел в начале колонны. Впереди него был только головной дозор во главе с Мишей Дмитриевым. Расстояние между обоими бронетранспортерами не превышало двухсот метров, и все же дозорная машина нет-нет да и пропадала из виду в лесном ночном сумраке.

Вдалеке от дороги то справа, то слева мелькали между деревьями на таких же трофейных бропетранспортерах боковые дозоры, которые выдвигались по мере необходимости. Командование ими майор Столяров возложил на отделенных Рустема Валиева и Степана Глотова. Где-то в конце колонны тащился тыльный дозор. Старшим там был сержант Гудим (именно он вместе с Гаязом Абдуллаевым и Гарриком Семеновым первым заметил приближение к пограничному городку немецкой танковой колонны).

Все пять «майбахов» были захвачены у противника и облюбованы разведчиками еще в позапрошлую операцию. С того времени майор Столяров и его «гаврики» не раз ходили на них в тыл к немцам!

Основная же колонна состояла из шести танков с десантом на броне, четырех «доджиков» с противотанковыми пушками, трех «студебекеров» с саперами, пэтээровцами и связистами и одной «санитарки». Такой порядок сохранялся и в движении, что было разумно со всех точек зрения: танки и бронетранспортеры прокладывали в рыхлом, местами глубоком снегу колею и лучше были подготовлены к нечаянной встрече с противником. Несмотря на кочковатую, ухабистую дорогу, отряд, по предварительной прикидке майора Столярова, не только укладывался в свои десять километров в час, но даже имел небольшой резерв времени: на четвертом километре просека, которой они следовали, неожиданно перешла в широкий, с немецкой основательностью укатанный грейдерный тракт, который так же неожиданно вскоре оборвался. Похоже, немцы куда-то его тянули, но из-за приближения фронта так и не дотянули. Этот легкий участок пути колонна проскочила буквально за полчаса. Уж здесь-то водители, равняясь на «майбах» Столярова, выжимали из своих машин все. На одном из крутых поворотов у Бальяна даже слетела шапка-ушанка, которую с трудом общими усилиями нашли у кого-то под ногами.

А вообще, странная, очень странная компания подобралась в командирском бронетранспортере. Кроме ефрейтора Павла Кухарика, не отходившего от своего майора ни на шаг, пулеметчиков Бори Коноваленко и Антона Турасва — Тонечки, старшего радиста Зимина — «Кренкеля» и его напарника и черного, как цыган, водителя, которого Бальян до этого никогда не видел, остальные были, как мысленно иронизировал он, бесплатным приложением к экипажу. Прежде всего, разумеется, Бальян самокритично имел в виду самого себя, хотя нисколько не сомневался в необходимости и важности своего присутствия в отряде. Зато он совсем не понимал, какая муха укусила бригадного инженера Федотова, что тот вдруг решил присоединиться к разведчикам. Ведь об его участии в рейде даже речи не шло. Больше того, он был одним из двух командиров, упорно сопротивлявшихся майору при отборе людей. И вот теперь он трясся рядом с Бальяном. Тут же сидел лейтенант Лыткин, которому и вовсе нечего было делать в рейде. Вначале даже вышла небольшая заминка, когда майор Столяров выразил при всех свое недоумение по поводу решения смершевца идти в рейд. На это полковник, немного смутившись, бросил: «Пусть сходит… раз хочет». Но большинство тут же пришло к выводу, что, наверно, есть важная причина, почему офицер контрразведки идет с ними. Когда кто-то из взводных, столкнувшись с ним при посадке в машину, спросил: «Петрович, а тебе-то зачем?» — тот ответил с коротким смешком: «А черт знает — зачем?» Может быть, он и в самом деле не знал, что подвигнуло его на такой шаг и откровенно признался в этом? Человек он был импульсивный, и его иногда слегка заносило. Последний пример — с Владиком. Узнай об этом непосредственное начальство Лыткина, и без того точившее на него зуб, ему бы, наверно, крепко не поздоровилось. Но он явно был уверен, что Бальян на него жаловаться не будет. Да и виноватым особенно себя не чувствовал. Поэтому, когда Бальян ледяным голосом потребовал от него объяснения, он ответил с обескураживающей улыбкой: «Ты что, шуток не понимаешь? Был бы он шпионом, разве я бы тебе сказал, чудак?» И это прозвучало у него искренне…

По поведению майора Столярова трудно было сказать, как он в действительности относился к своим незваным гостям. Он как ни в чем не бывало перекидывался с ними шутками: то ли и впрямь забыл, что еще недавно круто сцепился с одним и с явной неохотой взял в рейд другого, то ли делал вид, что забыл. И лишь в отношении Бальяна, которому он открыто симпатизировал, ему не пришлось перестраиваться.

Шутки же были безобидные, с легкими, терпимыми подковырками. Причем больше всего доставалось добродушному Павлу Кухарику.

Одна из шуток так понравилась Бальяну, что он решил при случае записать ее.

— Вот ты, Петрович, —сказал Лыткину Столяров,— все ищешь шпионов да диверсантов, а они стоят рядом возле тебя и в ус не дуют!

— Вы, что ли, товарищ майор? — весело осведомился тот.

— Да нет, кроме меня.

— Кто? —Лыткин с деланным интересом обвел всех взглядом.

— Мой Павло! Полез чердак осматривать и вдруг наткнулся на склад пушнины. Двадцать шесть шкурок чернобурой лисицы. Целое богатство. А он, враг рода человеческого, взял да пообрезал им хвосты. Спрашиваю: «Зачем сделал?» А он мне: «Та ось хлопцям чоботы чистить!» Ну разве не вредитель?

— Вот вернемся из рейда, займусь им! — пригрозил Лыткин.

— Займись, займись, а то совсем отбился от рук… Одной рукой козыряет, другой в носу ковыряет…

— Неужто все обкорнал? — продолжал удивляться и смаковать необычную ситуацию Лыткин.

— Две не успел.

— И куда вы все эти хвосты и шкурки дели?

— Я приказал раздать нашим девушкам. Пусть после войны носят. Шкурки и хвосты отдельно.

— А Кате дали?

Катя была делопроизводителем и машинисткой «Смерша».

— Кате? Может, и пропустили…

— Расписки хоть взяли?

— А зачем?

— Да мало ли что…

— Ничего, авось пронесет, —сказал Столяров.

Лыткин вдруг засмеялся.

— Чего ты? — удивленно спросил командир отряда.

— Да так, весело живете, разведчики.

— Самое веселое у нас еще впереди, — усмехнулся Столяров.

На пятнадцатом километре от начала пути Павло Кухарик, наблюдавший за дозорами, которые при появлении противника должны были подавать сигналы немецкими многоцветными ручными фонариками, неожиданно воскликнул:

— Товарищ гвардии майор! Начальник якысь!

— Какой начальник? Откуда?

— Ось вин! Навздогоняе нас!

И тут все увидели: по обочине дороги, объезжая кусты, петляла полуоткрытая легковая машина с брезентовым верхом. Когда приблизилась, узнали немецкий армейский вездеход. На переднем сиденье виднелись два силуэта — водителя и пассажира. Первая мысль была: немцы! Залетели, пташки! Кое-кто даже потянулся к оружию. Но, разглядев на обоих шапки-ушанки, смущенно переглянулись. И стало разбирать любопытство: не связной ли?

Когда вездеход наконец поравнялся с бронетранспортером, майор Столяров и другие узнали сидевшего рядом с водителем человека. Это был инструктор политотдела бригады старший лейтенант Кузнецов, маленький, щупленький, с вечно озабоченным лицом.

— Что случилось? — крикнул вниз командир отряда.

— Да вот приказано догнать и передать…

«Майбах» сбавил скорость. Столяров, Лыткин и Федотов подхватили спешившегося Кузнецова под руки и на ходу втащили в бронетранспортер. Затем водитель вездехода подал наверх какой-то мешок.

— Что это? — недоуменно спросил Столяров.

— Знамя… Понимаешь, подполковник Лампасов приказал догнать вас и передать… Чтобы вдохновляло на ратные подвиги!

— Как? Бригадное знамя? —голос начальника разведки дрогнул.

Все, кто находился в головной машине, с тревогой переглянулись. Это был огромный риск — доверить знамя соединения крохотной разведгруппе. Стоило немцам только захватить его, как бригада будет немедленно расформирована. И при этом никто из высших командиров не вспомнит о славном пути, который прошла четырежды орденоносная гвардейская бригада. Просто вычеркнут из списка частей, как будто и не было ее…

— Да нет, — успокоил офицеров инструктор политотдела. — Не бригадное, а из Кинешмы. Ну, то самое, подарок делегации трудящихся…

— Ну, это можно, —с облегчением произнес Столяров. — Водрузим… если будет где…

— А сам-то с нами или обратно? — насмешливо спросил Лыткин.

— Приказано с вами. За комиссара, — смущенно ответил Кузнецов.

— За комиссара? — удивился майор Столяров, — Ну что ж, комиссарь… — И приказал водителю: —А ну прибавь газу!..

— Есть прибавить газу! — улыбнулся тот широкой все понимающей цыганской улыбкой…