Пленный не соврал. Вскоре одна из глухих и безлюдных улиц, которыми они кружили по городу, неожиданно оборвалась у железобетонного мостика и прямиком устремилась в лес. Это и был обещанный немцем грейдерный тракт на Штойбен, оставлявший далеко слева главное шоссе, по которому отступали немецкие части.
Командир отряда повернулся к Коноваленко:
— Передай всем: «Делай как я!» Нажать на скорость!
— Есть передать! — ответил тот, выдернув из кармана брюк и подняв к груди фонарик.
За какие-нибудь полминуты весь отряд был оповещен о новом приказе командира.
Еще ни разу со вчерашнего вечера водители не гнали свои машины так, как сейчас. Но и этого майору Столярову было мало.
— Скорей!.. Скорей!.. Газ давай!
И тут они увидели впереди шикарный «мерседес», для камуфляжа выкрашенный в белый цвет с темными проталинами. Занимая середину проезжей части, он шел в направлении Штойбена.
Немцы, которые находились там, по всей вероятности, не очень-то были обеспокоены быстро нараставшим грохотом: очевидно, приняли приближавшуюся колонну за свою и надеялись, что всегда успеют сойти с дороги. Расстояние между «мерседесом» и головным бронетранспортером стремительно сокращалось. Скоро стал виден даже номер машины. Косые линии говорили о ее принадлежности к эсэсовской части.
— Товарищ майор, объезжать или как? — с нетерпением и любопытством спросил водитель.
— Запомните, гаврики: с этой минуты мы уже больше никого и ничего не объезжаем! — ответил командир отряда.
Удар лобовой брони по «мерседесу» был настолько силен, что его на всем ходу развернуло и опрокинуло. Под широкими гусеницами бронетранспортера заскрежетало и просело на удивление податливое железо. Ощущение было такое, как будто тяжелым сапогом наступили на спичечный коробок.
— О, майн гот! — простонал немецкий офицер, закрыв руками лицо. — Фердамтер криг! (О, боже мой! Проклятая война!)
— Эрст иетцт бегинен зи дас цу ферштеен! (Только теперь вы начинаете понимать это!) — напустился на него шлензак.
— Их бин айн клайнер манн! (Я маленький человек!) — жалобно произнес немец.
— Иетцт зинд зи алле клайн! — продолжал укорять поляк. — Ман муссте фрюер денкен! (Теперь вы все маленькие! Раньше надо было думать!)
Следующей жертвой «майбаха» стали две легковушки, тянувшие одна другую на буксире. Сидевшие внутри немцы еще издалека увидели мчавшиеся во весь дух бронетранспортеры и танки. Похоже, у них даже и в мыслях не было, что это не свои. Через минуту от обеих машин осталась лишь груда металлолома. Ни один из гитлеровцев не успел выскочить. И опять, как в случае с «мерседесом», на душе у Бальяна заскребли кошки. Как ни старался он не думать о погибших, мысль все время возвращалась к ним. Сколько их там было? Один, двое, трое, четверо? Задумывается ли об этом еще кто? Ни одна жилка, кажется, не дрогнула на лице майора Столярова. Незаметно было, чтобы какие-то особые чувства обуревали и остальных: их лица не выражали ничего, кроме возбуждения. Возможно, они сознательно не позволяли себе никаких расслабляющих мыслей. Нет еще замполиту, очевидно, не по себе…
А рядом по-прежнему постанывал, проклиная войну, пленный офицер:
— Фердамтер криг! Фердамтер криг! (Проклятая война! Проклятая война!)
И снова с гневом подал голос шлензак:
— Зи хабен дас фердинт! (Так вам и надо!)
— Сейчас скажет, что во всем виноват Гитлер! — обернулся к замполиту и Бальяну командир отряда.
И вправду пленный с ходу принялся валить все на своего дорогого фюрера:
— Ди шульд лигт ганц унд гар бай Гитлер! Ер трегт ди ганце шульд! (Кругом виноват Гитлер!)
Майор Столяров даже не усмехнулся.
Бальян же подумал о другом. Может быть, немец и не был до конца искренен — его проклятия в адрес Гитлера и войны и в самом деле звучали несколько театрально. Но, угодив в плен к русским, вышедшим спустя четыре года к той самой бывшей польско-германской границе, откуда двинулась на восток фашистская армия, он так или иначе должен был прийти к мысли, что война уже проиграна. И в первую очередь для него лично. С последним он, кажется, примирился. Да у него и не было другого выхода…
Но вот прошла секунда, другая, и им снова стало не до пленного.
— Жми, Вася, жми, родной! — поторапливал водителя майор Столяров.
И посматривал назад на летящие следом машины: не отстал ли кто? Но пока все шло как по маслу. Машины неслись впритык друг к другу на предельной скорости, оглашая окрестности яростным лязгом гусениц и бешеным ревом моторов.
— Этого еще не хватало! — с досадой воскликнул замполит.
Впереди тащился длинный-предлинный обоз. Начало его терялось где-то в серой, затуманенной падающим снегом дымке.
— Всю дорогу загородили… мать их!.. —неумело выругался старший лейтенант Кузнецов.
— Кто это? — спросил Бальян, удивленный не столько неожиданным появлением обоза, сколько бурной реакцией тишайшего замполита: он никогда не слышал, чтобы тот ругался.
— Да гражданские немцы! Беженцы!
Вскоре Бальян разглядел темные фигурки, плетущиеся рядом с повозками и фургонами, с верхом нагруженными домашним скарбом. И хотя ему был хорошо виден только хвост обоза, он сразу же обратил внимание, что немцы удирают кто на чем. Те, кто побогаче, — на машинах и колесных тракторах с прицепами. Кто победнее — на лошадях, запряженных во что попало — от подвод до бричек. А уж те, кто не имел ни машин, ни тракторов, ни лошадей, выбиваясь из сил, толкали перед собой тележки с сидящими на пожитках детьми и стариками.
И все это двигалось вперемежку: машины, брички, люди, — спрессованное в одно большое и неповоротливое тело…
Достаточно было короткого взгляда, чтобы представить себе всю силу страха, охватившего немецкое население перед ожидаемым возмездием за преступления, которые чинили на советской земле гитлеровские солдаты. Вспомнились — сорок первый, наше отступление, толпы отчаявшихся беженцев, которых, совершенно не задумываясь о последствиях, давили и расстреливали немецкие танкисты. Там, где проходили фашистские танки, часто оставалось лишь кровавое месиво. Правда, повинна в этом была прежде всего вражеская армия, а не народ, именем которого она прикрывалась. Но в то же время как можно забыть реки пролитой крови советских людей, вот уже столько лет взывавших о мести! Как можно забыть это?!
По мере того как уменьшалось расстояние между отрядом и обозом, Бальян все лихорадочнее искал оправдание тому, что должно было сейчас произойти. Когда до плетущихся в хвосте повозок осталось каких-нибудь сто — сто пятьдесят метров, он в ужасе закрыл глаза. Еще секунда, другая, и их бронетранспортер всей своей тяжелой массой врежется в беженцев и, уже не разбирая, пойдет крушить все, что окажется у него на пути. А за ним начнут громить обоз и другие боевые машины.
И вдруг сквозь лязганье гусениц и рев моторов к Бальяну прорвался голос майора Столярова, обращенный к Боре Коноваленко:
— Передать всем: принять влево!
— Есть передать! — обрадовался тот.
Бальян с облегчением открыл глаза, перевел дыхание. Едва не задев замыкающую обоз повозку, командирский «майбах» резко крутанул вбок и, съехав левой гусеницей в кювет, замолотил по его дну.
Следом за ним в узкую расщелину между деревьями и беженцами, один за другим, гася скорость, вползали бронетранспортеры.
И вдруг кто-то из немцев завопил:
— Руссен! (Русские!)
В одно мгновение большинство беженцев как ветром сдуло с машин и повозок. Прихватывая с собой что оказалось под рукой, люди бросались в лес. Видно было, как они барахтались в снегу, бежали, падали, метались в поисках родных и близких.
— Товарищ гвардии майор, можно я им сыграю марш веселых ребят? — прильнув к своему МГ (Сокращенное название немецкого пулемета), спросил Тонечка. Его темные пушистые ресницы были широко распахнуты, и на них медленно оседали снежинки.
— Я тебе сыграю!
— Еще наиграешься сегодня, парень! — подал голос Зимин — «Кренкель».
— Передать всем: не стрелять! — крикнул командир отряда Коноваленко,
— Скорость давай, скорость! — торопил водителя майор. ,
Но даже этот — мелкий — кювет, в котором утопала, меся снег, левая гусеница, не позволял двигаться быстрее. Раздражающе медленно ползли по кривой обочине бронетранспортсры и танки.
— Ну, что будем делать, комиссар? —спросил замполита командир отряда. Бальян почувствовал, что спрашивал он больше для формы, чтобы окончательно утвердиться в уже принятом решении.
— Теперь, когда люди разбежались, я думаю, нет смысла ехать по обочине, —не очень уверенно предложил Кузнецов. Впрочем, он произнес то, что думали все.
— И я полагаю, нет смысла, —жестко сказал майор Столяров. — Боря, передай всем: «Делай как я!»
И тут же приказал шоферу:
— Выбирайся на дорогу!.. И полный газ!
— Давно бы так! —заметил тот.
Бальян с трудом удержался на ногах. «Майбах» рывком вынес свой тяжелый шестиметровый бронированный корпус на дорогу и с ходу врезался в огромную фуру. Та с грохотом опрокинулась на ближайшие повозки…
Новый удар —уже бортом —пришелся по фургону, который, как мячик, отлетел к деревьям…
Под гусеницами вырвавшихся вперед двух танков скрежетало и стонало железо…
Как спички, ломалось дерево…
— Отставить!.. Отставить!.. — то и дело осаживал командир отряда водителя. — Поддавать киселя лишь тем, кто мешает проехать!..
— Товарищ гвардии майор, а как же ребята?
— Еще раз передай: «Делай как я!» —приказал майор и склонился к водителю: — Газ до отказа! Жми, Вася, жми!