Уже вовсю ревел и звенел лес, а вражеских танков все еще не было видно. Густой и частый ельник, широкой подковой окружавший плацдарм, давал им возможность невидимо приблизиться и занять исходный рубеж для атаки. Словом, с секунды на секунду из бело-зеленого полукружия должны были вылупиться бронированные чудовища.
Не трудно было прикинуть, что те три километра голого и совершенно ровного поля, которые отделяли траншеи от леса, противник мог покрыть, несмотря на глубокий и вязкий снег, за какие-нибудь пятнадцать-двадцать минут…
Майор Столяров, сопровождаемый замполитом, начинжем и Бальяном, обходил траншеи и давал последние указания перед боем:
— Огонь только по моей команде!.. Подпустить как можно ближе! Ясно?.. Как можно ближе!..
Напомнил бронебойщикам:
— Горячку не пороть!.. Бить только по бортам и гусеницам!.. Выждать, когда машина повернется боком!
Проинструктировал пулеметчиков:
— Главное — отсекать пехоту от танков… Чтобы один фриц ни к нам не дошел, ни к себе не ушел!..
И, наконец, вернувшись на командный пункт, спросил связистов, которые удобно расположились в своем отвилке на ящике из-под снарядов:
— Связь в порядке?
— В порядке, товарищ гвардии майор! — ответил Мошкин.
— Дай-ка тот берег!.. «Ландыш»!.. «Ландыш»!.. Петрович, ты?.. Передан Булавину, что половина танков —его!.. Постой, постой! Куда торопишься? Если не получится с прицельным огнем, пусть ставит заградительный!.. Да, да, ПЗО!.. Ну, ни пуха…
И только артиллеристы, которые в привычной спеши заканчивали приготовления к стрельбе, не получили от него никаких напутствий. Что другое, а как уничтожать неприятельские танки, они знали и без него. Восемь аккуратных алых звездочек, красовавшихся на одном щите, шесть на втором и семь на третьем говорили сами себя…
— Ну, теперль дерлжись! — глухо произнес Зубков, застегивая на подбородке каску, снятую с убитого гитлеровца.
И тотчас же лес с ревом исторг из себя первую немецкую «пантеру». За ней выкатили, гремя железом, еще четыре: две слева, две справа. В середине острого угла, образованного танками, шли две самоходные установки и три бронетранспортера с мотопехотой. Из-под утопающих в сугробах гусениц во все стороны летели ошметья снега.
— Ну, сволочи, как идут! — обернулся к майору Столярову сержант Гудим, выразивший желание побыть вторым номером у командира бронебойщиков Гулая.
— Хотят нас надвое рассечь… по частям уничтожить,— сказал командир отряда.
— А больше они ничего не хотят, суки? — ругнулся разведчик.
— Патроны протер? — спросил лейтенант Гулай.
— Протер… Смотри, блестят как огурчики!
От сильного возбуждения Бальян, не доверяя себе, то и дело проверял, спущен ли предохранитель. И все время хватался за бинокль…
Бронированный клин уверенно, хоть и несколько тяжеловато катил по заснеженному полю.
Над траншеей нависла напряженная до предела тишина. Было слышно, как прямо за поворотом какого-то бойца одолел сильный кашель. Да еще громко, совсем по-домашнему чихнул Наследничек.
— Будь здоров, хлопец! — сказал ему кто-то из автоматчиков.
— Данке шон! - ответил разведчик…
В бинокль уже хорошо были видны черные кресты с белыми обводами на бортах; тяжелые гроздья людей в мышастых шниелях, висящие на каждой «пантере»; камуфлированные под грязный снег с темными проталинами корпуса бронетранспортеров с изготовившимися к прыжку солдатами в касках; длинные хоботы орудий, угрожающе покачивающиеся в перекрестии линз…
Грохот приближался, нарастал, дробился на отдельные звуки: постукивание траков, надсадный рев моторов…
Бальян не выдержал — опустил бинокль, и, уже совсем близкие, танки отпрянули назад, туда, где они и должны были быть — примерно на полпути между лесом и берегом…
«Нет, больше не буду смотреть в бинокль: только страх нагоняет, — решил Бальян. — Все равно через минуту-другую начнется…»
Он покосился на майора Столярова. Тот смотрел на надвигавшийся клин неподвижным, тяжелым взглядом.
— Слышь, Саш, не пора? — придвинулся к начальнику разведки бригадный инженер.
— Нет, не пора, — ответил Столяров и, криво улыбнувшись, добавил: — Если невтерпеж, считай до шестисот…
— Интересно бы знать, а до скольких фрицы считают?— усмехнулся начинж.
— А это мы скоро узнаем… Мошкин!
— Я!
— Пусть передадут Булавину, чтоб не торопился выводить коробки!
— Есть!.. «Ландыш»!.. «Ландыш»!.. «Десятый» приказал не торопиться выводить коробки!.. Что?.. Товарищ гвардии майор, сам старший лейтенант Булавин. Он говорит: «А я и не тороплюсь!»
«Странно, почему до шестисот? — недоуменно думал Бальян, до рези вглядываясь в приближающийся клин и уже больше не прибегая к биноклю с его пугающей оптикой.— Очевидно, рассчитал, что через десять минут чертов клин приблизится настолько, насколько нужно…»
Расстояние между танками и траншеями неумолимо сокращалось. Один десяток метров за другим наматывался на поднимающие снежные вихри, гремящие гусеницы…
«Пожалуй, время уже вышло!» — зябко подумал Бальян и с беспокойством взглянул на командира отряда.
Кинув последний взгляд на еще голую насыпь майор Столяров произнес, обращаясь к стоявшим рядом командирам:
— Пора.
И, подкрепляя слова резким взмахом руки, громко и отрывисто скомандовал:
— По фашистским гадам — огонь!
— По… гадам… огонь!.. Огонь!.. Огонь!—подхватили командиры взводов и отделений.
Лихорадочно, словно состязаясь друг с другом в ярости и нетерпении, ударили все восемь «Дегтяревых». К их громким и прерывистым голосам присоединился беспорядочный треск многочисленных автоматов. С танков и бронетранспортеров, спасаясь от убийственного огня, посыпались немецкие пехотинцы.
Резко застучали противотанковые ружья. Но, в отличие от пулеметов, они включались в бой не спеша, каждое само по себе, раздумчиво выбирая цель.
Зато артиллеристы красивого лейтенанта Гогичейшвили, понимая, что их неполной батарее противостоят пять танковых и две самоходные пушки и время не терпит, открыли по вражеским машинам беглый прицельный огонь.
Гитлеровцы сразу же ответили пальбой из всех орудий и пулеметов. В обе стороны —к берегу и от него к катившему бронированному клину — протянулись короткие, как штыковые удары, трассы. Раскаленные иглы схлестывались, пересекались, настигали и обгоняли друг друга. Точно огромная сеть из смертоносных нитей опустилась на поле боя, накрывая собой и русских, и немцев…
— Смотрите, горит! — воскликнул кто-то из автоматчиков.
— Вот вам Волга… Вот вам Одер! — приговаривал с каждым выстрелом своего первого номера сержант Гудим.
— Мошкин! — крикнул майор Столяров телефонисту.— Скажи Булавину: пусть начинает!
— «Ландыш»!.. «Ландыш»!.. Почему не отвечаете?— сквозь шум боя прорвался обиженный голос связиста.
— Еше одну зверюгу разули!
— Знай наших, гад!
— Что, не нравится, сволочь?
Взбивая крохотные фонтанчики из земли и снега по самому верху бруствера пробегали быстрые стайки пуль. Прямо над головой проходили невидимые снаряды, и их разрывы все ближе и ближе подбирались к главной траншее. За какие-нибудь две-три минуты она вся наполнилась кислым запахом пороха. А сверху в нее, выдирая из глаз слезы, а из горла кашель, стекала едкая толовая вонь.
Бальян, который выпустил по мелькавшим впереди темно-зеленым фигурам несколько коротких автоматных очередей, пожаловался командиру автоматчиков:
— Костя, ничего не вижу!
— Смотри в бинокль! — бросил тот, строча из автомата.
— Я же не фокусник какой, — обиженно отозвался Бальян, — чтобы стрелять, глядя в бинокль?
— Ну чем я могу тебе помочь? —сказал Панкратов и вдруг, уставив на него свои глубокие черные глаза, быстро заговорил: — Слышишь, Гера? Если меня убьют… вот здесь… в полевой сумке… мой дневник… Я веду его уже полтора года… Ты перешли его моей маме в Ленинград. Адрес тоже тут… Только никому не говори. Дневники не разрешается вести… И письма все отошлешь обратно. Договорились?
— А если меня тоже? —спросил Бальян.
— Я и взводных просил… Ты —на всякий случай…
— Хорошо!
— Гвардии лейтенант Лыткин! — крикнул из своего закутка Мошкин.
Схватив трубку, начинж заорал:
— Петрович, ты что с… бегал? Почему не начинаете?! Что? .. Что?..
Кругом стоял сплошной грохот и треск. От близких и частых разрывов ходили ходуном и земля, и воздух. Одна взрывная волна сменялась другой. Прямо в лицо и затылок бил тугой толовый ветер…
Но только Бальян стал, осторожно выглядывая, наводить бинокль на резкость, как совсем близко от него разорвался снаряд. Возьми немцы чуточку ниже и левее, и от всех, кто находился на КП, осталось бы мокрое место. А так лишь оглушило, раскидало взрывной волной, забросало мерзлыми комьями земли, песком, снегом…
Быстро поднимались, отряхивались.
Пригибаясь, бежал по траншее на чьи-то стоны вездесущий Толя Волынский. Кого-то все-таки ранило… Кого?
И тут Бальян снова увидел бледного как полотно капитана Федотова. В одной руке он держал на весу телефонную трубку, а другой тянулся к командниру отряда:
— Саш, подойди!
— Что там У них? —вытирая грязным носовым платком кровь на щеке, спросил майор Столяров.
— Наблюдатели сообщают, что в пяти километрах в сторону шлюза движется колонна из десяти танков! Целых два взвода!
— Этого еще не хватало! — озабоченно бросил командир отряда.
— Булавин ждет указаний!
— Пусть отправляет на выручку Лури Плотникова, а сам с Нилиным занимает огневую!
— Слышишь, Булавин, посылай к шлюзу Плотникова, а сам с тремя коробками Нилина занимай огневую!.. Что?.. Спрашивает: как посылать, с «майбахами» или без?
— Конечно, с «майбахами»! Чего им подпирать насыпь!
— Ясно!.. Давай их тоже отправляй!.. Что?!. Саш, с тобой хочет поговорить Лыткин!
— Ну что там еще? — нахмурился майор Столяров и, не отрывая взгляда от поля боя, взял трубку: — Петрович? Что тебе? — И, выслушав до конца, разрешил: — Ну, оставайся!
— Чего оставайся? — ощерился начинж.
— За пленными, говорит, надо присмотреть. Вон сколько бредет по льду. Да и раненых не бросишь…
— На хрена ты его взял? — мрачно упрекнул Федотов.
— Чтобы ты не скучал, — насмешливо заметил командир отряда.
«Даже сейчас, под таким обстрелом, они не перестают пикироваться, — отметил про себя Бальян. — Вот у кого надо поучиться никогда не терять присутствия духа!»
— Надо было так: или — или! — долетел до него резкий голос начинжа.
— Мне он не мешает, — ответил командир отряда.— Даже наоборот: помогает!.. Раз человек хочет доказать своему начальству, что не трус, пусть доказывает…
— Наконец! — с облегчением воскликнул лейтенант Панкратов, нс спускавший глаз с восточного берега.
Ровно шесть минут потребовалось Булавину на то, чтобы отправить взвод Плотникова и пятерку бронетранспортеров, а самому занять огневую позицию на насыпи.
С первых же залпов трех танковых орудий стало ясно, что Булавин и его экипажи не расположены зря расходовать снаряды: разрывы поднимались и кустились в самой середине распавшегося клина.
— А!.. Что, не нравится? —ликовал и злорадствовал Наследничек, видя, как от залпа к залпу растет растерянность немецких танкистов. — Товарищ майор! Есть! Есть! Смотрите!
Бальян вскинул бинокль… Над двумя «пантерами» и одним штурмовым орудием поднимались черные клубы дыма. Вернее, уже вовсю полыхали танк и самоходка, подбитые раньше артиллеристами. А второй вражеский танк, который был накрыт снарядом с того берега, еще только пустил первый сизый дымок. Впрочем, ждать пришлось недолго. Вскоре из кормы вырвались багровые языки пламени, и сильный взрыв довершил начатое. Через несколько минут нарвался на снаряд с тридцатьчетверки и третий танк. С него сползла гусеница, и он, с ходу развернувшись, замер. Не дожидаясь нового выстрела, который мог стать последним, экипаж пулей выскочил из машины. Тратить на покинутый танк еще снаряды не имело смысла.
Уцелевшие же две «пантеры» и самоходка, ловко маневрируя между горящими машинами, с большим искусством увертывались от снарядов. Ведя огонь с коротких остановок, они пытались прежде всего поразить орудия Гогичейшвили, но заставить их замолчать могло, по-видимому, только прямое попадание…
Зато два бронетранспортера, — у третьего слетела перебитая гусеница, и он стоял неподвижно, покинутый экипажем, — пятясь, держали траншеи под огнем своих крупнокалиберных пулеметов.
Постепенно редел и треск автоматов. Укрывшись за горящими танками, немецкая пехота отчаянно отстреливалась. Положение у нее было почти безнадежное. Она уже не могла ни наступать, ни отступать: сразу же попадала под убийственный пулеметный огонь с флангов…
Восхищение всего отряда вызывали действия иптаповцев. Последним бронебойным снарядом, пущенным вдогонку, второму орудию удалось достать и прикончить одну из двух удирающих «пантер». Та же участь, наверно, постигла бы бронетранспортеры и вторую самоходку, если бы они так же в открытую не пустились наутек и не скрылись в лесу…