3

Скорбно вздохнув, Бальян двинулся дальше. Сразу же за третьим поворотом он увидел майора Столярова, которому Толя Волынский старательно и аккуратно бинтовал голову.

— Да вот, зацепило немного… выдрало шерсти клок, — заметив встревоженный взгляд газетчика, сказал командир отряда и, поморщившись от боли, нетерпеливо бросил телефонистам, которые в отвилке рядом возились с аппаратом:

— Ну что, скоро будет связь?

— Сейчас, сейчас, — заторопился Мошкин, зачищая финкой конец красного трофейного провода.

— Как, ничего серьезного?— не очень доверяя бодрому заверению майора, что рана чепуховая, спросил Бальян военфельдшера.

— На этот раз — да! —ответил Волынский, накладывая очередной тугой виток бинта.—Легкое касательное ранение правого темени.

— Вот-вот, легкое касательное, — охотно подтвердил Столяров и, опять поморщившись, осведомился у Толи: — Все?

— Товарищ гвардии майор! Связь есть! — вдруг радостно сообщил Мошкин. — «Ландыш»! «Ландыш»!.. Как слышите?.. Сейчас будете говорить с «Десятым»!.. Товарищ гвардии майор! Гвардии лейтенант Лыткин!

— Спроси сам, как дела у них?

— Товарищ гвардии лейтенант,— заорал в трубку связист,— «Десятый», спрашивает, как дела у вас? Не слышу!— От напряжения, с которым Мошкин слушал тот берег, кожа на его лице натянулась, и крохотный, словно срезанный подбородок вообще куда-то пропал— Да! Хорошо, передам!.. Товарищ гвардии майор! Немец выпустил несколько снарядов по казарме. Но все мимо!

— Скажи Лыткину, пусть доложит полковнику о за хвате плацдарма. И поторопит его!.. Передай «Кренкелю», чтобы все время держал связь с бригадой!

— Сейчас передам!.. Слышишь, «Ландыш»?.. «Десятый» приказал… — и он слово в слово повторил все что сказал начальник разведки.

— Полный порядок! —проговорил Толя Волынский заканчивая перевязку.

— Спасибо,— поблагодарил майор Столяров и бросил Павлу Кухарику, жалостливо поглядывавшему на него сзади:— Командиров рот и взводов — ко мне!

Ординарец сложил ладони рупором и зычным голосом прокричал приказ сперва в одну сторону траншеи потом в другую.

И понеслось по плацдарму:

— Командиров рот и взводов —к гвардии майору!

«Почему рот? —удивился Бальян. —Из командиров рот здесь один Костя Панкратов… Скорее всего, майор оговорился, а Павло и другие повторяют не задумываясь!»

Когда командиры взводов и Панкратов подошли, майор Столяров приказал им доложить о потерях.

Оказалось, что из тех, кто ступил на лед, до левого берега добралось сто семьдесят два человека. Пятеро бойцов было убито и восемь ранено при штурме траншей.

— Итак, не считая Геры,— все посмотрели на Бальяна,— нас сто пятьдесят девять, — заметил майор Столяров.

— Почему не считая? —обиделся Бальян.

— Ну тогда его шестьдесят,— мягко поправился командир отряда. — Без артиллеристов и их помощников. Это еще минимум три десятка человек.

— Ось вже прибулы! — радостно оповестил собравшихся офицеров Павло Кухарик.

Все посмотрели туда, куда он показал и увидели неподалеку противотанковое орудие, которое его расчет уже почти дотащил на руках до левого берега. Вторая пушка отстала от первой метров на тридцать, а третья находилась еще на середине реки. Было видно, как выбивались из последних сил солдаты, облепившие их со всех сторон. Перед пушками сновали саперы, ловко и умело орудовавшие широкими досками, которые они перекидывали через трещины.

Впереди пушек шагал, распоряжаясь саперами, бригадный инженер. Позади гуськом тянулись солдаты. Одни тащили снарядные ящики волоком, с помощью ремней и веревок, другие на себе, низко согнувшись под их тяжестью. Замыкал эту цепочку Владик.

«А он как здесь, на этом берегу? — смутился Бальян. — Попросили помочь или приказали?.. Пожалуй, он единственный, кто пошел в рейд не по своей воле… Да здорово я удружил ему… Хотя при желании он мог бы и отказаться… Воистину судьба играет человеком. В конечном счете, каждый из нас, — ища себе оправдание, философствовал Бальян, — и орудие ее, и жертва…»

Что-то крича и ругаясь, из-за второго орудия выскочил лейтенант Гогичейшвили. Его по-кавказски тонкая и щегольская фигура мелькала то в одном месте, то в другом.

— Панкратов, пошли людей помочь им! — обернулся майор Столяров к командиру роты автоматчиков.

— Олежка, бери своих и вкатите пушки! — распорядился тот.

Лейтенант Баженов, плотно прижимавший к разбитому рту окровавленный носовой платок, кивнул головой и, сутулый, нескладный, зашагал к своим бойцам…

И вот уже первое и второе орудия, подхваченные двумя десятками новых сильных рук, лихо запрыгали по твердым, как камни, прибрежным кочкам, скрытым под пушистым снежным одеялом.

Бинокль Бальяна оставил в покое пушки и нацелился на далекий восточный берег. Все шесть танков, еще недавно видневшиеся на насыпи, теперь укрывались где-то за нею —очевидно, меняли огневую позицию. В следующий раз они появятся там, где их меньше всего ждут.

Скользя по белой поверхности реки, окуляры то и дело спотыкались о серые бугорки, неподвижно лежавшие на льду. Бальян почувствовал, что он не в состоянии остановить дрожь в руках… Боже, сколько полегло народу! Нет, тут как минимум человек двадцать — двадцать пять… А с теми, кто пошел ко дну, и все тридцать будет!.. И хоть бы кто-нибудь шевельнулся!., Неужели здесь только одни убитые?.. Но, может быть, среди них есть и раненые?.. Ага, вот и Черношварц!.. Подавшись всем корпусом вперед, он тянул волоком тяжелораненого завернутого в плащ-палатку. Тянул медленно, осторожно, чтобы ненароком не зашибить, не затащить в полынью… А это кто?.. Но когда боец, перевязывавший второго раненого, поднял голову, у Бальяна екнуло сердце: он узнал Галю. Ему даже показалось, что она увидела наведенный на себя бинокль и улыбнулась. Возможно, все той же полунасмешливой и доброжелательной некрасивой улыбкой.

Боясь, что его кто-нибудь застукает за разглядыванием девушки, Бальян быстро опустил бинокль и смущенно повернулся ко всем…

— Куда поставить орудия? — спросил, стоя над траншеей, лейтенант Гогичейшвили.

— Вон за теми бугорками видите недорытые окопы и ровики? — показал командир отряда. — Лучшей огневой здесь не найдете. Будете как у Христа за пазухой!

Гогичейшвили молча обвел взглядом местность и сдержанно согласился:

— Пожалуй!

И пошел обратно к поджидавшим его артиллерийским расчетам.

Не прошло и нескольких минут, как иптаповцы, скинув промокшие, обледенелые ватники и шинели, дружно заработали саперными лопатами и кирками: принялись сооружать орудийные площадки, углублять укрытия для пушек, копать щели и окопы для себя и командиров, рыть ниши для снарядов, маскировать огневую срезанными поблизости кустами.

С того берега, вместе со снарядными ящиками, приволокли рулон белейшего и тончайшего трофейного полотна— на прежних стоянках им укрывали орудия, маскировали как от артразведки противника, так и от воздушного нападения. И хотя с самого начала было ясно, что полотно вряд ли сегодня понадобится, его все-таки на всякий случай взяли…

Вон рулон лежит, почти совершенно сливаясь со снегом…

В траншею тяжело спрыгнул бригадный инженер. Перед ним расступились, пропуская к майору Столярову.

— Сильно задело? — первым делом обеспокоенно спросил он забинтованного приятеля.

— Да ерунда, —успокоил тот начинжа. — Прическу слегка попортило. Была полька, стал полубокс…— И, обращаясь к присутствующим (хотя разведчиков никто не звал, кое-кто из них, встревоженный вестью о ранении майора, тоже забежал на командный пуикт), спокойно произнес: — Ну, гаврики, давайте готовиться бою!.. Я думаю, что скоро пойдет!

— А что делать с пленными? — как бы собравшись с духом, спросил Глотов.

— С пленными? Отправить на тот берег!

— С охраной?

— Без.

— Как бы не разбежались…

— Не разбегутся, —уверенно сказал майор и навел бинокль на лесок.— Будем держать под прицелом пулеметов. С нашей и той сторон.

— А раненых, товарищ гвардии майор, куда? —спросил Толя Волынский.

— Пока пусть побудут здесь. Там,— кивнул он на далекий шлюз, — еще может такая каша завариться!.. А своих раненых немцы пусть берут с собой!

— Ясно! — ответил военфельдшер.

— Веденеев! Где Веденеев? — спросил командир отряда.

— Я здесь, — ответил тот, выходя вперед.

— Слышали разговор о пленных?

— До последнего слова!

— Берите Глотова и еще двух человек и выводите пленных на лед. Укажите им направление движения — прямо на пулеметы! Предупредите их: если хоть на десяток метров отклонятся в сторону, пусть пеняют на себя!

— Слушаюсь! — Веденеев поправил косо сидевшие на носу очки и обратился к Глотову: — Пойдемте!

Разведчик бросил сердитый взгляд на майора Столярова и нехотя, ленивой походкой двинулся за переводчиком.

«Ну и гусь! — возмутился Бальян. — Майор представил его к самой высокой награде, а он еще чем-то недоволен. Наверно, обиделся, что подчинили рядовому!»

— Пулеметы и пэтээры, — продолжал ставить перед взводными задачу на оборону командир отряда,— установить на флангах и вот тут… Кто говорил, что нашел склад фаустпатронов?

— Я! —откликнулся Гаррик Семенов, просыпая на землю махорку из свертываемой «козьей ножки».— Вот черт

— Сколько их там?

— Сколько?— растерянно переспросил разведчик, как всегда склонив голову набок. —Еще не подсчитали! Не успели. Но — много. Не меньше полета будет!

— Сев! —обернулся командир отряда к начинжу.— Осмотри их и распредели по взводам. Пусть Веденеев переведет инструкцию и объяснит автоматчикам, как пользоваться. Тем, кто не умеет.

— Ясно,— ответил тот и обратился к Семенову: — Пошли! Потом, потом покуришь!

— Так я ж на ходу…

— Шагай вперед, показывай!..

— Дай докурю! — протянул руку Гаррик к Андрюше Гаецкому, тянувшему сигарету. — Ну, давай быстрей!

Сделав еще пару глубоких затяжек, Гаецкий отдал чинарик. Семенов взял его и бросился догонять бригадного инженера.

Бальян проводил разведчика почтительно-изучающим взглядом.

«После того что с ним произошло, ему, наверно, уже ничего не страшно, — подумал он с осторожной и робкой завистью. — Жутко подумать: не приди кому-то в голову рыть землянку именно в этом месте, а не в другом, даже в полуметре обок, он бы так и остался там на веки вечные. Словно чей-то невидимый перст указал!.. Так повезти может раз в сто лет! И одному из ста миллионов! Но по виду Гаррика не скажешь, что он сколько-нибудь чувствует свою исключительность. Солдат как солдат!.. Хоть бы на секунду заглянуть ему в душу…

А вдруг после того, что он пережил тогда, ему еще страшнее умирать?..».

Но тут внимание Бальяна привлек разговор между командиром отряда и Мишей Дмитриевым.

— Товарищ гвардии майор, будем углублять траншеи или нет? — спросил командир разведвзвода. — И брустверы со стороны противника вроде бы низковаты? Могли бы, едрена вошь, и побольше подсыпать!

— Я вижу, ты б не возражал, чтобы немцы и о высоких брустверах для нас позаботились?— с добродушной иронией осведомился майор Столяров.— Такие великолепные траншеи нам подготовили, а он еще недоволен…

— Так для Мишки они все равно мелковаты!— вставил Наследничек, поигрывая одной из своих заразительных улыбок.

— Ну вот, пусть он себе и подроет, сколько требуется, —заметил командир отряда.

— И тем, кто росточком не вышел, под ножки подсыпет,— продолжал разведчик.

Эти слова Наследничка вызвали оживление. Они были восприняты как прямой намек на стоявших рядом коротышек —Бальяна и самого майора Столярова. Правда, начальник разведки был на несколько сантиметров выше, но эта разница почти не замечалась в соседстве с двухметровым Дмитриевым.

Однако камешек в свой огород командир отряда принял легко. Переждав смешки, сказал:

— Ну, все… Командирам рот и взводов позаботиться о совершенствовании траншей. Где нужно — поднять брустверы, а где нужно — пересыпать на другую сторону… Великанам нашим советую все-таки углубить свои ячейки… Петухов и Зубков, это и к вам относится!

— Слушаюсь! — ответил командир саперов.

— Зубков, слышишь? — повторил манор Столяров.

Кто-то крякнул, кто-то фыркнул.

— Зубу не надо, — снова заговорил, забавляя приятелей, Наследничек. — Он вдвое складывается!

Все так и грохнули, живо представив себе, как складывается пополам тощий и длинный Зубков. А развеселившись, уже не могли остановиться.

— Ой, замерз как цуцик! —вдруг воскликнул, по-девчоночьи повизгивая, Тонечка.

— Вот и займемся сейчас совершенствованием траншей, чтобы согреться… ешь твою двадцать! — с насмешливой деловитостью сказал Дмитриев, лейтенант в старшинских погонах.

— Все одно не поможет, — махнул рукой Гудим.

— Меня хоть выжимай всего!.. Вот! — подхватил бывший парикмахер Жорка Губаревич.

— Рлебята, гляньте, я весь ледяной корлкой покрлылся! Чистый брлезент! — неожиданно заговорил, нещадно коверкая слова, Зубков.

— А у меня зуб на зуб не попадает! — простучал зубами, изображая, как ему холодно, Гаецкий.

— Который зуб? — заглядывая приятелю в рот, поинтересовался Наследничек.

— Вот которлый! — Андрюша легонько толкнул плечом Зубкова. — Ой, больше не могу!

— Тихо!.. Ну, тихо, говорю! — потребовал от всех внимания Гудим. —Слышите, как у меня в сапогах хлюпает?

— Да это у тебя сопли в носу! — сделал вид, будто прислушивается, Наследничек.

— Да и верно! — согласился Гудим и, сочно высморкавшись в пальцы, протянул приятелю: — На, подержи пока носовой платок достану!

— Доверяет! — рассмеялся Наследничек.

— Эх, братцы, взять бы с собой железную печку! — выглянув из своего закутка, мечтательно произнес телефонист Мошкин.

— Хату, корову, свиней и овечку! — под общий хохот продолжил Есаул — Бочарников.

Так, весело дурачась, жаловались разведчики на свою солдатскую долю. И самим непонятно было, как могли, искупавшись в ледяной воде, промерзнув насквозь, с добрых полчаса не замечать этого. Чего только не бывает в горячке боя и в первые минуты после него…

— Зато инше прихватили, — с некоторым запозданием сообщил помкомвзвода Гайдеко.

Он осторожно высвободился из лямок вещмешка, неторопливо, испытывая терпение товарищей, развязал тесемки.

— Ребята, держите меня, я падаю в обморок… Ой, мама! — воскликнул Наследничек и повис на шее у Жорки Губаревича, который тут же его стряхнул.

Аккуратно выстраивались в ряд на дне траншеи, по соседству с убитым немцем, бутылки трофейного коньяка: четыре… шесть… восемь… десять… пятнадцать… двадцать!

— Ну батя! Ну батя! —отдавая должное предприимчивости Гайдеко, восторгался Гудим.

— Моя думала: у него в сидоре граната! Много-много граната! — не скрывал своего простодушного удивления Гаяз Абдуллаев.

— Будет он тебе таскать гранаты: не та крепость! — дурил Наследничек. — Он и коньячком отобьется!

— Слава аллаху! Ни одна не разбила! —продолжал умиляться Гаяз.

— Ребята, давайте хоть фрица оттащим в сторону! — предложил Андрюша Гаецкий.

— Да ну его! Пусть лежит! — махнул рукой Жорка Губаревич.

— Товарищ гвардии майор, за вами последнее слово? — склонившись над бутылками, поднял глаза Миша Дмитриев.

— Как, комиссар? —спросил командир отряда у старшего лейтенанта Кузнецова.

— Если мне тоже нальете, то я «за», — пошутил замполит.

Все засмеялись.

— Хорошо, разделите на всех.

— На сто шестьдесят человек? — сразу сник ГудИм

— С артиллеристами и саперами, что подошли, будет все сто девяносто! — сказал Миша Дмитриев.

— Сто восемьдесят девять, — уточнил Бальян, великодушно жертвуя своей порцией.

— По пятьдесят три грамма на брата, — быстро прикинул в уме Жорка Губаревич.

— Вот дает! Не голова, а бухгалтерия! — восхищенно ваметил Тонечка.

— Та нэ дуже зигреешся з цього! — почесал затылок Павло Кухарик.

— Ничего, скоро согреемся, — усмехнулся автоматчик с подергивающимся веком — старый знакомец Бальяна. Он подошел на шум с приятелями — другими десантниками. — И без вина будет жарко, как в Африке!

Откупорив бутылку ловким ударом по донышку, Гайдеко налил в кружку первые пятьдесят граммов.

— Ну, пидходь, у кого нос в соплях, у кого… в сосульках!

— А у кого они уже отвалились? — шутливо поинтересовался Панкратов.

— А у кого отвалились, нехай почекае!

Первый, шмыгая своим коротким носом-пуговкой, взял кружку Жорка Губаревич, великий дипломат из Сандунов. За ним потянулись другие. Но успели принять от простуды всего человек семь, не больше. Только протянул свою кружку Есаул, как все услышали твердый и ясный голос командира отряда:

— Отставить! — И чуть тише, уже для командного состава: — К бою!

— По местам! — заметались командиры взводов и отделений. — К бою!

— Так и не успел побриться! — вдруг посетовал майор Столяров, проведя тыльной стороной руки по отросшей за ночь щетине.

«Неужели он и вправду собирался бриться? — удивленно посмотрел на него Бальян. —Или это сказано для меня в воспитательных целях? Чтобы не дрейфил?»

Быстро наверстывая упущенное, замелькали, заработали саперные лопатки, наращивая брустверы…

Через пятнадцать-двадцать минут приготовления к бою были закончены. Все, что могло и должно было стрелять, — от автоматов и пулеметов до противотанковых ружей, от фаустпатронов до пятидесятисемимиллиметровых орудий —теперь смотрело в сторону леса, откуда, непрерывно нарастая, доносился рев двигателей и клацанье гусениц…

Один Гайдеко не двинулся с места, пока не уложил в вещмешок нетронутые бутылки.

— Чого добру пропадать? —сказал он, встретившись с дружески-насмешливым, неторопящим взглядом майора…